побледнев как мел. Она схватилась за живот и торопливо села, пока ноги не подкосились. — Нет! Неправда! Не может такого быть! Сто двадцать фунтов! Какой ужас!

Увы, ошибки здесь не было. Требовалось оплатить дрова, новую пилу, погасить многомесячный долг за аренду мастерской, вернуть деньги, взятые на оплату дома. К этому стоило прибавить еще и счет за похороны. Итоговая сумма была просто чудовищна — на то, чтобы заработать такие деньги, понадобилось бы минимум шесть-семь лет, тем более без отца.

— Если вам, миссис, это все не по карману, то придется перебраться в работный дом[4], — радостно сообщил мистер Спраг.

— Или взять денег в долг на выгодных условиях, — добавил один из его спутников, который выглядел несколько добрее. — На крайне выгодных условиях! Я мог бы это для вас устроить.

Меня его слова возмутили до глубины души.

— Для вас это, может, и выгодно! — воскликнула я. — А нам какой смысл занимать деньги, чтобы заплатить долги?! Какая глупость, ей-богу!

Мистер Добрый Глупец начал лепетать, что просто хотел нам помочь. Я упрямо настаивала на том, что это подлая уловка, чтобы ободрать бедняков как липку. Тут матушка, наконец собравшись с духом и с мыслями, встала. Как ни странно, огромный живот добавлял ей суровости.

— Спасибо, Мэри. Я сама разберусь с ними, — сказала она, окинув гостей мрачным взглядом, и в довольно резких выражениях потребовала, чтобы они дали ей время подумать, как уладить все эти дела. А потом начала бранить их за жестокость к несчастной вдове, у которой к тому же совсем скоро родится малыш, и так доняла их своими причитаниями, что те наконец не выдержали.

Кивнув и что-то промямлив в свое оправдание, они торопливо ушли. Мистер Спраг и вовсе, как говорится, поджал хвост.

Матушка захлопнула за ними дверь и повернулась к нам с Джозефом. Она с силой ударила по столу ладонью и на миг прикрыла глаза, а потом распрямилась как жердь.

— Нужно придумать план, — сказала она. — Возможно, нас и впрямь ждет крах, но без боя мы не сдадимся. Пришла пора прежней Молли Мур вернуться в строй! — Она решительно взяла стопку счетов. — Джозеф, ступай в мастерскую и принеси отцовскую счетную книгу. Наверняка в городе есть те, кто должен нам денег. А еще составь опись всего, что хранится на заднем дворе. При первой же возможности мы распродадим это добро. И не забудь потребовать у твоего мастера, чтобы начал уже платить, раз нуждается в твоих услугах. Ведь ты давно его об этом просишь! Если откажется, надо будет найти тебе другую работу, и поскорее. Ты уже не под­мастерье.

Джозеф согласно кивнул.

Я посмотрела на матушку с уважением. Никогда еще я не замечала в ней такой решимости и твердости. Мы встретились взглядами.

— Что же до тебя, юная мисс… Боюсь, если мы и впрямь хотим выбраться из этой ямы, в которой оказались из-за вашего отца, тебе тоже придется найти работу. Стать судомойкой, к примеру.

Сердце мое словно льдом сковало, а щеки вдруг жарко запылали.

— Нет, матушка! Нет! Я могу зарабатывать продажей окаменелостей.

Матушка покачала головой:

— Не говори глупостей, Мэри. Наслушалась ты отцовских россказней…

— Но он ведь и впрямь зарабатывал! Согласись! А я смогу выручить и того больше! Мне торговля дается куда легче, чем ему. Не веришь — спроси у Джозефа! К тому же я ведь тебе дома понадоблюсь, когда… — я выразительно указала на ее огромный живот, — когда ребенок родится на свет. Разве не лучше, чтобы я помогала тебе дома, а в свободное время искала окаменелости?

— Она права, матушка, — подал голос Джозеф. — Диковинки на берегу она легко отыскивает, а деньги у богатеев выманивает куда ловчее, чем отец.

Матушка вздохнула.

— Я и по дому буду тебе помогать. Даже чаще, чем прежде. Матушка, ну пожалуйста! Прислугой я быть все равно не смогу — нет у меня к этому склонности. Если меня вообще возьмут на такую работу, то выгонят в первый же день за то, что пререкаюсь, или еще за что-нибудь. Ты же знаешь, я совсем не умею повиноваться! — воскликнула я, почти не скрывая своего торжества.

Матушка снова вздохнула.

— И то верно. Не понимаю только, чем тут гордиться. Что ж, может, тебе и впрямь удастся превратить свои недостатки в достоинства. Поглядим. У тебя есть ровно год, чтобы меня переубедить. Не больше.

— Как я рада, что ты передумала! Я…

— Вот только не вздумай переступать черту дозволенного, Мэри Эннинг, — строго перебила матушка. — Уж кого-кого, а меня ты вокруг пальца не обведешь. Почисть-ка картошку, пока Джозеф ходит за отцовскими бумагами. Поглядим, как можно разрешить наши дела.

Оказалось, что у нас и впрямь есть должники. Эти деньги не спасли бы нас сразу от всех напастей, но с их помощью вполне можно было прогнать с порога самых докучливых кредиторов и избежать работного дома. Вот только не все должники тотчас же вернули нам деньги. Чем они были богаче и могущественнее, чем выше было их положение в обществе, тем неохотнее они платили по счетам. На сборы всей суммы у матушки ушло недели две, не меньше.

— Порой мне кажется, что они думают, будто оказывают нам великую честь, позволяя на себя работать, — процедила матушка сквозь зубы. — То-то же они так изумляются, когда мы просим еще и заплатить за наши труды!

Матушка с выросшим до устрашающих размеров животом (ребенок должен был родиться уже совсем скоро) преследовала наших должников по пятам. Если они отказывались оплатить счет, принесенный ею к черному ходу, матушка подходила к ним прямо на улице или являлась к парадной двери и начинала колотить в нее, требуя тотчас же вернуть ей все до последнего пенса.

После триумфального возвращения она высыпала деньги на стол, а я садилась их пересчитывать.

— Видать, наша Мэри унаследовала талант к торговле от тебя, матушка! — с восхищением заметил Джозеф.

— Да уж, немногие на Бландфордском рынке могли со мной потягаться, пока я отца вашего не встретила! — рассмеялась матушка. — Скажу вам по секрету, сейчас у меня новый способ. Как только эти наглые толстосумы начинают отводить взгляд, увиливать от разговора, делать вид, что не замечают принесенных мною счетов, я говорю: «Дождетесь вы у меня, я сюда свою Мэри пришлю!» О-о-о, уж как они боятся гнева моей дочурки! Стоит только назвать ее имя, и они сразу же платят как миленькие!

Джозеф расхохотался и хлопнул меня по спине.

— О, трепещите, Мэри уже близко!

Все боялись моего гнева, мне было приятно это слышать. Порой это полезно. Отец бы мною точно гордился, но в кои-то веки меня окрылила именно матушкина похвала. Она подмигнула мне, и я подмигнула в ответ. В этой войне с долгами и угрозой переселиться в работный дом мы очень сплотились и стали верными союзниками.

Пришел декабрь и подарил нам нового братика. Его назвали Ричардом в честь отца, но он, как и его предшественники, оказался очень слабым и болезненным.

Этому вечно хнычущему, писклявому созданию не передались ни матушкино упорство, ни ее жизнелюбие. Прожил он совсем недолго. Не успел начаться новый год, как мы его похоронили.

На сей раз матушка не горевала. Думаю, эта смерть стала облегчением для всех нас.

17. Чудовище

Та зима выдалась страшной, суровой, беспощадной. Если вам не доводилось замерзать до такой степени, что и думать больше не можешь, вы не поймете, что это был за холод. Нередко мы ложились спать, даже не надеясь проснуться утром. Малыш Ричард умер именно так, во сне. Больно ли это? Или ты попросту засыпаешь, а приходишь в себя уже в загробном мире?

Порой даже просто жить было больно. Болели обмороженные докрасна руки, растрескавшиеся губы без конца кровоточили, тело вечно била дрожь. Мы крепко жались друг к дружке, пытаясь согреться, но тщетно.

Мы распродали почти всю мебель, а остатки сожгли.