— Там внизу, они живут, работают, сторожат и приводят в движение эти неизвестные, колоссальные машины. Но как они туда входят? И как выходят? Потому что эти люди должны же, наконец, от времени до времени дышать воздухом.

Ему пришла в голову другая мысль и он встал.

— На этой эспланаде я найду углубление, где внезапно появлялось ужасное предупреждение о гибели Христианы. Вперед!

Но напрасно ходил он во все стороны, все было голо и пусто.

У опушки леса пространство, покрытое цементом, внезапно обрывалось и дальше шел натуральный чернозем. Сэнт-Клер стал топором рыть в том месте землю. Но он наткнулся на цементную стену; прорывши еще около метра глубины, он не видел ничего, кроме все той же стены.

Сэнт-Клер поднялся.

Занималась заря. Звезды побледнели.

— До следующей ночи, — пробормотал Сэнт-Клер не без досады.

И ориентировавшись, он быстро пошел к лесу, чтобы сойтись с Максом. Скоро он нашел две ветки, которые связал, отправляясь на эспланаду, и вошел в лес. Чтобы привлечь внимание Макса, он тихо засвистал.

Почти тотчас же Сэнт-Клер остановился, дрожь пробежала по его спине. Он узнал дерево, возле которого оставил Макса, пожимая ему руку.

Никталоп посмотрел кругом и на землю. На влажном черноземе он ясно различал там и сям следы ног своих и Макса; углубленные следы Макса в одном месте свидетельствовали о том, что он долго стоял там, виден был также и след карабина, на который он опирался, стоя в обыкновенной позе отдыхающего часового.

Но самого Макса не было. Он исчез.

Рискуя быть застигнутым дикарями или людьми с таинственной станции XV-ти, Сэнт-Клер в продолжение четырех часов продолжал разыскивать Макса, но безуспешно. В полдень, разбитый и усталый, он прервал свои поиски и, спрятавшись получше в заросли, съел несколько бананов, единственная пища, которая ему осталась, так как вместе с Максом исчезли и все запасы.

Положение было отчаянное. Что сделалось с Максом? Как он мог исчезнуть, не оставив ни малейшего следа? На месте, где он стоял, не видно было никаких следов борьбы. Ночью, находясь на эспланаде, Сэнт-Клер не слышал ни малейшего шума. Что же тогда?.. Не ушел ли он добровольно? Такая гипотеза была абсурдом.

Еще одна задача прибавилась к прежним.

Для обыкновенного человека было отчего придти в отчаяние. Но Сэнт-Клер не знал ни отчаяния, ни даже разочарования, как новорожденное дитя не знает преступления. Только глухой гнев подымался в нем.

Тем не менее, съев несколько бананов и обдумав положение со всех сторон, он сказал себе:

— Я должен беречь свои силы, и потому должен уснуть на несколько часов. А будущей ночью начну опять охоту…

Но вот прошло двадцать четыре часа, и в результате только необъяснимое исчезновение Максимилиана. Умер ли он? Жив ли? В плену ли он у XV-ти? Жертва ли он дикарей Вуатуа? Надеюсь, что будущей ночью я найду ответ хотя на один из этих вопросов.

И совершенно скрытый в огромном кустарнике, вытянувшись на ложе из зарослей, Сэнт-Клер уснул.

Некоторые люди, у которых нравственная энергия преобладает над физической, имеют способность просыпаться в назначенное себе время. Никталоп сказал себе: «Я проснусь на закате солнца». И когда лучи солнца исчезли, уступая место ночной темноте, Никталоп открыл глаза. Он сейчас же встал и почувствовал себя бодрым и сильным.

Он съел три оставшиеся банана и сейчас же принялся за поиски.

— Бесполезно, — сказал он себе, — разыскивать Макса, не имея никаких указаний. Я должен снова осмотреть эспланаду, не произошло ли там чего-нибудь нового.

Увы, ночь прошла в бесплодных усилиях. На эспланаде и вокруг ее ничего…

Ничего, если не считать постоянного шума в таинственных подземельях, замеченных им уже прошлой ночью.

К утру, нервный, чувствуя как в нем кипели волны гнева, Никталоп забыл всякую предосторожность. Он бродил вокруг эспланады, как будто бы никакая опасность не грозила ему. И мало помалу он дошел до того, что стал спрашивать себя, не было ли светящееся послание, угрожавшее Христиане, просто галлюцинацией.

Но однако нет! Клептон его видел и адмирал, и Дамприх, и Тот, которого мы расстреляли. Это правда! Блестело на этой глупой эспланаде. Но где, на каком месте?.. Можно было разбить себе голову об этот цемент, который не хотел открыться, чтобы выдать секрет…

К вечеру 15 октября Сэнт-Клер опять ушел в кустарник, который служил ему убежищем в предыдущую ночь. Он хотел уснуть, но на этот раз напрасно.

Страшная злость овладела им.

— Сегодня 15 октября, — говорил он себе, — передо мной только два дня. Два дня!..

И его всегдашнее хладнокровие покидало его.

Наступила ночь. Никталоп вернулся на эспланаду, ходил по ней бешенными шагами, стучал револьвером по устоям пилона. Но никто не вышел, ничто не нарушило тишины, никто не напал на Сэнт-Клера.

— А, здесь можно с ума сойти!

И он действительно сходил с ума от досады, стыда, ненависти, от любопытства и от отчаяния…

— Выходите! Выходите же, разбойники! — кричал он в темноте ночи. — Идите сюда, нападайте на меня, будем бороться.

Он думал о Ксаверии, Христиане, Клептоне, адмирале, Максе, Коиносе, Бастьене и всех человеческих существах, замешанных в эту фантастическую авантюру, где опасности появлялись, когда их не ожидали, и исчезали, когда шли к ним навстречу.

В эту ночь его охватило ужасное сознание своего ничтожества.

День 16 октября прошел, как и предыдущий. Ни одного человека, даже ни одного зверя не видел Никталоп. Наступила полночь.

Настало 17 октября. Еще двадцать четыре часа и начнется 18. Тогда все погибло. Бастьен сказал: «Раньше 18»… И огневое явление гласило — «Если 18»…

— Час утра! — сказал Никталоп, посмотрев на свой хронометр… Только двадцать три часа… А! Разбойники, разбойники… Что если я вызову Кондор?.. Ракеты у меня в мешке… Клептон предупрежден, он сейчас спустится; один взрывчатый снаряд и вся эта проклятая эспланада разлетится вдребезги… Да, но тогда Христиана умрет, потому что теперь еще не 18 октября. О! я отдал бы всю свою кровь капля по капле…

И как безумный, готовый размозжить себе голову, он пробежал в тысячный раз эспланаду, стал под пилоном и начал бить по устоям топором. Он дошел до того, что начал стрелять из револьвера.

Ничто не откликнулось.

Ночь прошла; быстро настал день. Сэнт-Клер не принял даже предосторожностей войти в лес. Он стоял на эспланаде, опершись на один из устоев, весь дрожа от нервного возбуждения, конвульсивно сжимая курок своего карабина.

Он не ел три дня… он не пил… Он чувствовал как безумие охватывает его мозг… но что-то в нем, что не было им самим, противилось этому безумию…