насчет имени для сынка». «Отец мой Парсифаль, богом венчанный, я — Лоэнгрин, святыни той посол!» Прозрачно и легко звучат аккорды деревянных духовых инструментов. Лейтмотив Грааля замирает в крайних высотах струнного оркестра. Голос Анатолия становится совсем высоким: «Что ты молчишь? Я, кажется, к тебе обращаюсь!» — «Ко мне», — как эхо отзывается Шура.

4

ПОДВОДНЫЕ РЕКИ, ПЛАВУЧИЕ ОСТРОВА. Вслед за солнцем они передвигаются легкими летучими отрядами, лютиковые семейства делают набеги на губоцветные, астровые вторгаются в пределы дымянковых, фиалковые просачиваются в толстянковые. Они бегут наперегонки, у каждого своя дистанция, свой период цветения, река останавливает их, но цветы находят способ переправиться то семечком на ветру, то чешуйкой на птичьей лапке, то клубнем в глиняном сосуде, то отдельными розетками в льняном мешочке, путешествуя из края в край, из века в век. Лилия даурская из Сибири перебирается в Англию, и тамошний туман приходится ей по вкусу, лапчатка из Непала транзитом, делая остановки на Крите и Кипре, долетает до России, бадан спускается с высоких гор Восточной Азии в сады и парки Германии.

Цветы перебрасываются формой, как мячиком, — лепестки, язычки, трубочки, многоярусные мутовки, розетки, метелки, колпачки, канделябры, розочки, сердца, пронзенные стрелой, пирамидки, ершики, чалмы, зонтики, бокалы, свечи, ушки несут соцветия в пазухах листьев, в корзинках, в обертках из перламутровых шпор, в полусферах, в гроздьях, копнах, чашах, и все это живет, дышит, трепещет, ютится невесомым перышком в складках стихий, перенимает их качества: анемон — ветра, пиретрум — огня, астильба — солнца.

Над цветами стоит невидимое облако пыльцы, которой они обмениваются друг с другом, как любовники записочками, к тому же повсюду жужжат, стрекочут, трещат почтальоны, разнося корреспонденцию по адресам, затерянным в траве. У одного вида дельфиниума служат на посылках исключительно колибри. Цветы находятся между собою в непростых отношениях: ирисы, например, дружат только с восточным маком, желтым лилейником, аквилегиями и гладиолусами...

Куда бы ни направилась бабушка Паня — главный декоратор канала Пелагея Антоновна, — цветы увязываются за нею, как музыка за военным оркестром: осыпают ее платье мелким сором, овевают пухом пыльцы, цепляются за нее усиками, как дети, пытаются осеменить ее волосы, ноздри, одежду. Многие из них зимуют в городской оранжерее. Там собраны посланцы всех материков. По весне они, как птицы из гнезда, выглядывают из контейнеров, которые бабушка несет в обеих руках или везет на тележке. Расширяющимися кругами цветы растекаются от Приречной площади, охватывают набережные и улицы, спускающиеся к пристаням, забираются на острова, цветут на клумбах, рабатках, бордюрах, партерах, газонах группами и массивами, среди которых возвышаются солитеры: пион китайский, ирис сибирский, космея, клещевина. Клематис, душистый горошек, декоративная фасоль, ломонос и хмель осваивают вертикаль — ползут по проволоке, деревянной решетке, арке, оплетают подпорки, образуя зеленые колонны. Бабушка поддерживает на берегу реки иллюзию непрерывного цветения умелым сочетанием растений, расцветающих в разное время.

В холодные месяцы вся пестрота опустевших газонов затаивается в корзинках, марлевых мешочках, гнездах, высушенных метелках, горшках, черепках, клубнях в оранжерее. Иные семена — забота Нади. В фанерных ящичках для летников и двухлетников, сооруженных Надиным приятелем Никитой, уложены стопки пакетиков с семенами, похожие на картотеку. Пакетики Надя клеит сама из пористой бумаги, чтобы семена дышали. Все семена разные. Семена бархатцев похожи на миниатюрный колчан со стрелами. Декоративных вьюнков — на черные мандариновые дольки... В разное время лета Надя сама собирает крохотные запятые, мелкие шарики в сморщенной оболочке, лилипутские сердечки, маленькие серпики, еле заметные глазу горошинки львиного зева, душистого табака, портулака. Чтобы все ее хозяйство содержалось в образцовом порядке, на пакетиках Надя рисует акварельными красками портреты цветов. Стоя коленями на табурете, склонившись низко над столом, Надя водит цветной влажной кисточкой по бумаге. Ей кажется, что нарисованные акварельные цветы сообщают семенам магию будущего роста, как полновесные капли дождя. Рисунком как древним тотемом запечатлена сладкая дрема семян. А в земле в это время накапливают силы для будущего цветения корневища, луковицы, клубни и корни многолетников...

К апрелю выпархивает из зимнего карантина первая партия красавиц, открывающих летний бал, — примула, называемая ключами весны, дицентра, бадан, резуха, аквилегия, брунера, астильба, фиалка — цветок печали. Прозрачный уток скользит по волокнам дождя, рассеянного в зеленоватом воздухе, захватывая серебристую пыльцу тумана, предрассветные лучи наискось простегивают основу, предзакатные под тем же углом штрихуют ее с другой стороны, ветер печется об изнанке, насекомые — о позванивающей внутри цветка бижутерии, пестиках, усиках, глазках, сердцевине, венчиках, лучиках, минутная стрелка обегает оттенки, часовая — цвета, свет окрашивает переливчатую, бархатистую, атласную ткань радугой, которая к зиме сложится, как веер, в белый снег. Первоцветы, ранние птахи, открывают шествие цветов, и вот уже майский ручей из горянок, васильков, пионов, окаймленных анютиными, вливается в устье июня гвоздикой, бегонией, лилиями-царские кудри, ромашками, наконец, вспыхивают ярко-красные созвездия герани, звенит голубой колокольчик. Поток июньских цветов бурным течением уносит в июль, расширяющийся до бесконечности светло-желтой энотерой, ярко-синими свечами вероники, винно-красным и лиловым лилейником, темно-бордовой и желтой с красными мазками настурцией, розовыми мутовками буквицы, устланными изнутри абрикосовым мхом, шлемами мальвы и львиного зева. К августу ритм волны, выносящей цветы, убыстряется, точно они попадают в стремнину, одни и те же растения охватывают всю цветовую гамму — гладиолусы, флоксы, георгины, астры, после чего двери лета начинают потихоньку закрываться и до заморозков в них успевают просочиться рудбекия и хризантемы.

С весны до поздней осени цветовые пятна перемещаются по клумбам и газонам, вместе с птицами эта легкая, поспешная красота снимется с земли и улетит на запад солнца. Грустно, золоченые застежки слетели с воздуха, изумрудные шкатулки захлопнулись, закрылась навигация на Волге, усталые чудеса смежили веки.

Но и тут Надя продолжает возиться с цветами. Осторожно выкапывает растения с корнями, цветками и плодами, отряхивает и сдувает с них землю, расправляет, укладывает в стопку фильтровальной бумаги и затягивает в гербарную сетку. После того как растение высушится, она наклеивает его на картон. Когда-то маленькая Надя засушивала цветы между страницами книг, но книг у бабушки было мало, а, кроме того, засушенные таким незамысловатым образом, они становились хрупкими и ломкими. Надя обратилась за помощью к оранжерейщикам, те снабдили ее особой гербарной сеткой и научили, как надо выкапывать растение из почвы. Теперь у Нади есть свой зимний сад, состоящий из почти трехсот картонов. Варварский способ засушки с помощью раскаленного утюга был ей не по душе, хотя во многих домах она видела выпаренные утюгом розы, совсем как живые. Бабушка же