потому что на Кавказе они все дрались на дуэли — и Лермонтов, и Дантес, и Тургенев тоже дрался. И все они — и композиторы, и писатели — ездили к князьям на наш средний плес на балы, потому что у них в Рыбинске было свое княжеское пианино, только один не ездил, самый главный писатель Горький, к нему эти князья сами ездили, пока их всех не выселили с нашего плеса. Они, говорят, много кладов зарыли в Мологе, и как Мологу потопили, сундуки стали всплывать, а там все червонцы да бриллиантовые короны...»

В городе полным-полно очкариков, потому что все они учат буквы по азбуке — буквы, вырастающие из книжных арбузов и пионерских горнов. Зачем заниматься этими глупостями, если есть большие золоченые буквы на пароходах и спасательных кругах и еще больше — на цветочных панорамах...

Проплывая от городской пристани на «Памяти тов. Маркина», бывшем «Князе Багратионе», до грузового порта вдоль всей набережной, Надя заискивающе говорит матросу Славе, который драит тряпкой с зубным порошком золотые буквы «Маркина»: «Хочешь, скажу, что там написано?» Надутый Слава не отвечает, и Надя говорит: «СЧАСТЛИВОГО ПУТИ, ТОВАРИЩИ!» Она сама с бабушкой высаживала из контейнеров красную резеду в почву, дробила крупные комья земли, стараясь оставлять положенное пространство между стеблями, чтобы головки цветов издали сливались в большую букву. Корнями цветочные слова уходят в рыхлую, хорошо дренированную землю, резеда переплетается с геранью, а может, еще и с петунией, только петуния, как ноготки и бархатцы, раскрывается в девять часов утра, а пароходы пристают раньше. Пассажиры ушли на берег, вблизи им не прочитать бабушкино приветствие. Буквы «пишутся» крокусом, циннией, фиалкой рогатой, темно-розовой бегонией, низким ирисом, а анютины глазки недавно запретили, потому что они не красного цвета — бабушка пересаживала «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!» Эту тонкую работу надо проводить рано утром, когда горизонт над Волгой багров и ал, как доротеантус, а в полях раскрывается желтый козлобородник, за ним — голубой цикорий, мак, одуванчик и осот. Как только солнечные лучи охватят поверхность воды туманной золотистой сеткой, откроется маргаритка — «око дня» и шиповник. Между шестью и семью часами раскроется лен и полевая гвоздика, водяная лилия и вьюнок.

Проплыли мимо «КОММУНИЗМ — ЭТО МОЛОДОСТЬ МИРА И ЕГО ВОЗВОДИТЬ МОЛОДЫМ» из красного кореопсиса. Прежде там было написано циннией «ДВАДЦАТЫЙ ПАРТСЪЕЗД», но потом сквозь циннии проступил кореопсис, как сквозь золотого Багратиона золотой комиссар Маркин. Между Маркиным и КОММУНИЗМОМ потерянно идет девушка в белом платье, к ней сегодня не отпустили Славу, заставив его драить буквы. «Ты бы помахал ей рукой», — осторожно советует Надя. «Всем не намахаешься. Их у меня много, девушек этих, — хвастается он. — А ты куда путь держишь?» — «К шлюзу, у меня там соседка Нина работает на пульте, поворачивает ключи и говорит по радиотелефону: «Даю ворота!» Со шлюза меня снимет туристический «Дунай», там доктор мой хороший знакомый, Лазарь Леонидович», — отвечает Надя. «И тебе не страшно одной путешествовать?» — «А чего бояться?» — «Мало ли», — туманно отвечает Слава. «Нет, не страшно, у меня тут все друзья, аж до Астрахани...» — «У тебя — друзья, у меня — подруги, — снова туманно отвечает Слава. — Как только тебя родители одну пускают!» — «Они у меня на задании, — помолчав, отвечает Надя. — В ненашей стране задание». Перегнувшись через борт, Надя смотрит на золотую надпись. У цветочных слов есть корни, но они тоже держатся не слишком долго, как и золотые. «Багратиона» уволили с борта вместе с его начальником «Кутузовым», который стал «Красноармейцем». По Волге, кроме «Памяти тов. Маркина», плавает еще одна память — «Памяти тов. Азина», которая прежде была «Великим князем Александром Михайловичем».

Надя уже заметила — чем гуще у человека борода, тем он молчаливее. Зимний рыбак должен быть молчалив, иначе от разговора у него на бороде налипают сосульки. Олег-москвич — зимний рыбак, и Карпов — зимний. Олег всю ночь помалкивает над лункой, а Карпов молчать не может, любит учить. Надя и сама не прочь поучить человека. Она говорит: «Олег молчит, чтобы не замерзла борода». Карпов смачно хмыкает от Надиной глупости, даже с каким-то сладострастным подвыванием. «При чем тут борода! У меня тоже борода! Подумай, садовая твоя голова, ему что — борода в рот, что ли, лезет? Не потому Олег твой молчит». В голосе Карпова слышится ядовитый укор. «Ну что, сообразила, почему он молчит?» Наде надоело. Она сползает с саней и, не оглядываясь, идет прочь. Карпов кричит: «Ты чего, чего!» Надя останавливается, издали строго говорит Карпову: «К свиньям. Быстро говори, почему Олег молчит!» — «Так он же щуку ловит!..» — радостно выпаливает Карпов. Надя молча возвращается, залезает обратно в сани. Карпов со всех сторон подтыкает ее спальниками. «И что щука?» — надменно спрашивает Надя. «Щука — тварь осторожная, она подо льдом хорошо слышит. Ее ловят, когда лед покрыт снегом, и ходят по нему тихо-тихо». — «Эй, ты меня разыгрываешь? Снег-то скрипит...» Карпов на мгновение смешался. «Ничего не скрипит, он же влажный...» Надя пожимает плечами: болтун.

Олег молча делает лунки, одну в пяти-шести метрах от другой, острые края обрабатывает пешней, удаляет из воды ледяную крошку, чтобы блесна могла уйти в воду. Места ловли он определяет по весеннему паводку во время сброса воды, когда понижается ее уровень и рельеф дна можно изучить длинной леской, намотанной на инерционную катушку. Выбирает ориентиры на берегу и от них ведет отсчет, занося на самодельную карту уступы, бровки, ямки и коряжины, где щука подкарауливает свою жертву. Олег даже не объясняет Наде, как надо правильно держать удильник — отрезок дюралевой трубки, насаженный на ручку из пробки. Надя поглядывает на Олега и старается повторять его движения. Зафиксировав леску на конце удильника, Олег слегка приподымает от дна блесну и делает взмах кистью, затем быстро опускает кончик удильника. А иногда кладет блесну на дно и, слегка пошевелив ею, ведет ее кверху, коротко встряхивая. Ощутив поклевку, Надя почтительно спрашивает: «Подсекать?» — «Поводи», — коротко отзывается Олег. Надя сдает и водит удочкой, пока не утомит рыбу. Самое главное — завести голову щуки в лунку. У Олега это легко получается, а у Нади хищница становится поперек лунки, и, чтобы развернуть ее, опять надо звать Олега, а она уже свой лимит вопросов, как говорит Олег, исчерпала... Сколько Надя ни вытащит щучек, он ни разу не похвалит ее, а бабушке потом скажет: «Трещала