Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Независимо от воли принцессы?
— Принцесса не определяет вашу судьбу, Жанна.
— А вы, дон Рауль?
— Пока что я везу вас в Эль-Амару. Но повторяю: вы можете отдать мне кольцо и вернуться в Англию, как только пожелаете.
— Думаю, что решение останется за вами.
— Не совсем. Мне кажется, что месяц в оазисе все расставит по своим местам. Я отнюдь не собираюсь выступать в роли тирана, решая, как долго вы пробудете с моей семьей. Может, мы вам понравимся.
— Что тогда?
Жанна ждала ответа с напряжением, которое пыталась сделать незаметным. Она нервно теребила маленький золотой амулет на запястье.
— Английский чайный домик будет чем-то новым на ярмарке в Эль-Амаре, — небрежно сказал он. — Вы можете остаться насовсем и открыть его там.
— Может быть. — Жанна постаралась, чтобы ее голос звучал так же небрежно, словно она и не ждала более теплого ответа. Будто бы его действительно заботило, что станет с ней дальше… Он ведь беспокоится на самом деле только о Рэчел и бабушке. Ей отведена роль моста, который соединит их. Она — английская девушка, которую он забудет, как только убедит бабушку, что может быть счастлив только с Рэчел…
— Я подумаю над этим, сеньор.
— Вы о чайном домике?
Она улыбнулась:
— Я уже вижу себя в фартуке и парандже, обслуживающей темноволосых арабов.
— Очень привлекательный образ, — пробормотал он. — Я буду поставлять вам образцы чая и сладостей. А сейчас вы можете налить мне еще одну чашку кофе, и я, пожалуй, съем один из этих фиников.
Жанна выбрала плод покрупнее и с улыбкой, которая скрывала ее подлинные чувства, поднесла его к губам Рауля. Он сжал финик белыми зубами, не отрывая от нее взгляда, загадочного и глубокого, как сама пустыня.
Они молчали оба, и Жанна смотрела вдаль на тени, падающие на пески. Казалось, что воздух дрожит от какой-то странной вибрации. Ей завладело ощущение безвременности. Тишина время от времени прерывалась отдаленным воем шакалов и потрескиванием веток тамариска в костре, посылающем в небо запах ароматного дыма и столпы искр.
Ночь была полна очарования, чувства свободы и страсти — такой же чистой, как звезды. Бесконечно далекие, они казались близкими, как тогда, на мечети.
Дон Рауль сравнил пустыню с женщиной, и она действительно напоминала женщину, закутанную в шифон, затканный драгоценными камнями.
— Как тихо, — прошептала Жанна. — И все равно в душе ощущаешь что-то важное, близость к самой сути.
— После этого ночь в городе кажется уже искусственной, не правда ли? Свет неона, высокие здания, пары, которые ищут забвения в грязных бистро, где из усилителей звучит джазовая музыка. Человек создал цивилизацию и теперь недоволен.
— И тем не менее все уверяют, что прогресс необходим! — воскликнула Жанна.
— Прогресс стал работать против человека, который уподобился змее, кусающей собственный хвост, — возразил Рауль.
— Я могу понять, почему вы так охотно возвращаетесь в пустыню, сеньор.
— Только здесь можно слушать тишину. Нет звуков транспорта, грохота рушащихся зданий и возводимых небоскребов.
— Может быть, вы старомодны, сеньор?
— Я знаю, что для меня предпочтительна свобода, которую дает пустыня, но вам-то это все в новинку. Вы очень молоды и незащищенны. В городе люди проходят не замечая друг друга, они боятся сблизиться, потому что это предполагает включенность в надежды и нужды других. Вы как котенок среди тигров, Жанна Смит. — Он засмеялся. — Но даже котенок обладает смелостью. Вы наблюдали, как маленький пушистый звереныш залезает на высокое дерево исключительно из любопытства?
— И что?
— Вот так и вы решились уехать за тридевять земель, да еще с таким типом, как я.
— А что вы за человек… на самом деле?
— Вы спрашиваете о моей личной жизни?
— Нет. Как я могу?!
— Можете, — лукаво сказал Рауль. — Признайтесь, вы ведь опасаетесь, что дома у меня гарем.
— Почему?
— Потому что коль скоро у меня есть гарем, то вы можете стать одной из наложниц.
Затаив дыхание, несколько напуганная его словами, Жанна пристально смотрела ему в лицо. Рауль расхохотался, и ей захотелось ударить его, потому что он чуть не заставил ее поверить в очевидную глупость.
— Вам доставляет удовольствие потешаться над моей наивностью, не так ли? — Щеки у нее горели. — От вас всего можно ждать. Вы невозможный человек.
— У меня все основания считать и вас таковой. Вы совершенно необычная девушка.
— Я понимаю, что для вас непривычно встретить девушку моего возраста, у которой никогда не было бойфренда.
— Опасное положение дел! — возопил он. — Вы уже созрели для того, чтобы влюбиться — хотя бы из простого чувства любопытства. А у меня в Эль-Амаре есть красивый молодой кузен по имени Ахмед. По-арабски это означает «достойный похвалы».
— Вы считаете, что девушкам нравятся лишь красивые лица?
— Иногда они так ослепляют, что другие качества становятся не важны.
Жанна не решалась посмотреть в лицо дона Рауля, освещенное неверным светом костра, хотя уже давно знала и любила каждую его черточку. Теперь ей нравилось даже выражение глубокого изумления и иронии, которое появлялось в его глазах, когда она по молодости решалась спорить с ним.
— Я не буду притворяться, что знаю мужчин, сеньор. Я восхищаюсь интересными людьми, но знаю, что мужчин-то уж точно привлекают красивые, а не ординарные лица.
— Напрашиваетесь на комплимент, Жанна?
— Отнюдь нет. — Она негодующе посмотрела на Рауля. — Лести я предпочитаю правду, и мне не хочется услышать сладкий обман. Я обыкновенная… вот у донны Рэчел прелестное лицо. Она похожа на Мадонну.
— Вы тоже мне кое-что напоминаете.
— Котят?
— Золотую мимозу на фоне бледной стены. Вы не красавица, в классическом смысле, но и не серая мышка. В вас есть что-то индивидуальное — из-за мадам Нойс это качество терялось, пока я не увидел вас в кустах мимозы. Вас можно было бы и не заметить, если бы не огромные глаза. Они становятся почти синими, когда вы испуганы. Почему вы выглядели как потревоженная лань?
— Вы знаете ответ на этот вопрос, дон Рауль.
— Правда? Я показался вам опасным?
— Отчасти.
— Что еще? Ну же, я настаиваю на ответе.
— Вы сказали что-то донне Рэчел, и она заплакала.
— А! Хотите знать, что я сказал ей?
— Нет.
— Я сказал ей, что она не пострадает из-за глупости сестры. Что принцесса Ямила не распространит свой гнев на других членов семьи Джойосы, я за этим прослежу.