Глава 20

— Вот что я хочу знать насчет следов, — вмешался я. — Мне хотелось бы внести ясность в этот вопрос. Не было среди них женских?

— Поговорим о странностях любви, другого я не смыслю разговора, — ехидно процитировал Генри, демонстрируя чудеса домашнего образования в его самой неприглядной части. Даже понимание теории относительности не производит такого отвратного впечатления, как знание поэзии.

— Итак, следы, — сказал инспектор Мортимер, выбив трубку и пристроив ее за ухо, будто карандаш. — Когда мы с Грегори прибыли на место происшествия, их было три вида: следы сэра Чарльза, 9-й размер, острые носы, следы малютки-Бэрримора, который обнаружил тело, 11-й размер, закругленные носы, и несколько следов собаки, их обнаружил Грегори, пока я проводил расследование в замке. Кто-либо еще мог находиться там, не оставив следов пребывания, лишь в том случае, если он двигался исключительно по полоске гравия вдоль аллеи, но даже и в этом случае он должен был сначала подойти к калитке, если, конечно, он не прилетел по воздуху, что мне, как опытному оперативнику, представляется невероятным. Женских следов мы не видели ни на аллее, ни в районе калитки, ни со стороны дороги, куда в виде петли выходят следы сэра Чарльза. На самой дороге следов никаких не сталось, потому что на подступах к замку, как вы можете убедиться, подойдя к окну, — булыжная мостовая.

— Понятно, — сказал я, — значит, следы преступника были тождественны следам сэра Чарльза, и вы их приняли за следы сэра Чарльза.

— В самом деле? — уточнил инспектор Мортимер, сузив глаза.

— Это было бы весьма удивительно, — вставил археолог Мортимер, чистя ногти, — учитывая, что сэр Чарльз носил дорогую лондонскую обувь.

— Привез бы из Африки, там черная обувь дешевле, — предложил Генри и расхохотался. Его примеру никто не последовал.

— Притом походка, — добавил доктор Мортимер, продолжая гладить ногу. — Мы не ставили перед собой цели выяснить, принадлежат следы одному человеку или разным, но если бы были резкие отличия в манере передвигаться или ставить ступню, то мы бы это заметили.

— Отлично, значит, убийца — тоже Баскервиль, — сказал я, — это мне подходит. Тогда у него есть мотив.

— Погодите, Генри, — вмешался инспектор Мортимер, капризно надув нижнюю губу, — с чего вы взяли, что там вообще был убийца?

— Потому что его по голове картошкой стукнуло, — ответил доктор Мортимер, сердито указав на меня тростью.

— Да нет, все элементарно, — терпеливо ответил я, сознательно пропустив этот мизантропический пасс. Когда тебя изрядно стукнуло картошкой, а твой лечащий врач еще и вооружен тростью с таким увесистым набалдашником, лучше не нарываться. — Просто я подумал, что если бы причина остановки сердца находилась внутри организма, ее бы нашли при вскрытии. А если она находилась снаружи, то ее должны были установить, обследуя место преступления.

— Правильно! — прекраснодушно воскликнул преподобный Мортимер, оторвавшись от разглядывания своих рук.

— Когда мне стало плохо на концерте, то, кстати, именно по лежащей рядом со мной картофелине все сразу определили, что меня стукнуло по затылку картофелиной.

— Правильно! — гнул свое доктор Мортимер. — Стукнуло, еще как!

— И вот я спрашиваю, куда делаcь эта «картофелина» в случае с сэром Чарльзом? Не иначе как ее кто-то убрал или, наоборот, положил там, где ее не было. Значит, на месте происшествия был еще один человек, который в чем-то виноват, потому что иначе бы он не пытался скрыть улики.

— Логично, — сказал инспектор Мортимер, осушив свое виски.

— Конечно, это сделать мог и Бэрримор.

— Не дурак же он, — осовело сказал инспектор Мортимер. — Да и я не дурак.

— Я обязан хранить тайну исповеди, — сказал преподобный Мортимер, отхлебнув изрядный глоток виски и массируя руки, как после поднятия тяжести, — но хранить мне на этот раз нечего, преступник не исповедовался. Выскажусь даже определенней, никто из прихожан не вел себя так, как будто у него на душе лежит груз. Бэрримор ходит на исповедь регулярно, и за него я готов поручиться, потому что его помыслы мне понятны.

— Итого, — просуммировал я, — если взять за аксиому то, что убитый является дядюшкой Чарльзом, то преступник является нашим с дядюшкой генотипическим родственником, носит дорогую лондонскую обувь 9-го размера и его помыслы непонятны Питеру. Что вы в этой связи скажете о Степлтоне?

— О, этот Степлтон! — воскликнули все братья хором.

— Степлтон — человек не с двойным, а даже с тройным дном, — уклончиво сказал преподобный Мортимер, поставив подбородок на большие пальцы и уткнувшись носом в щель между ладонями.

— У него не английский череп, — констатировал археолог Мортимер, чистя ногти.

— В принципе, английские черепа далеко не у всех англичан, — уточнил доктор Мортимер, в кои-то веки вспомнив о толерантности, — вот ты, например… ммм… Генри, антропологически напоминаешь русского царя, а с какого дива?

— Не знаю… — пролепетал я. — Не думаю, чтобы мама настолько забылась… Хотя постойте, ведь они с нашим почетным филателистом кузены, чего ж вы от меня хотите?

— Ну да, эта русская Гертруда, не успевшая стоптать башмаки, была сестрицей королевы-матери, а ее папа — дядюшкой Европы.

— Которую похитил Зевс?

— Нет, ВСЕЙ Европы.

— Ах, этой, — зазвучали голоса.

— Вообще-то тайна следствия, но мы здесь все свои, включая подслушивающего Бэрримора, которого я тоже просил бы молчать. Полиция сейчас ведет наблюдение за Степлтоном в связи с распространением фальшивых денег… — задумчиво проговорил инспектор Мортимер, достав из-за уха трубку и принявшись колупать ее мизинцем в тонкой части.

— Да что ты говоришь, он фальшивомонетчик! — воскликнул преподобный Мортимер, рассматривая свои руки. — Вот откуда в ящике для пожертвований берутся эти шиллинги! Прихожане не могут их реализовать и подбрасывают мне.

— Тебе же проще их сбыть, — назидательно сказал доктор Мортимер и тоже посмотрел на свои руки, от этого сделавшись слегка похожим на преподобного Мортимера.

— Справедливости ради скажу, что он сам никогда не кидал эти шиллинги в ящик, ведь в церкви он вообще не появляется. Сестрица его тоже.

— Вот только зачем Степлтону убивать сэра Чарльза? — спросил инспектор Мортимер, сунув в рот трубку. — Они дружили, сэр Чарльз был мировым судьей, и это могло бы ему пригодиться, когда мы его загребем, а ведь мы его загребем.

— К тому же, череп Степлтона не имеет ничего общего с Баскервилями ни до ни после появления Цепешей, — сказал археолог Мортимер, по-прежнему чистя ногти.

— Однако мы можем выяснить его размер ноги, — предложил инспектор Мортимер. — За спрос-то денег не берут.

— И зачем ему брать деньги у нас, если он их сам делает, — добавил Генри. — Но вот только зачем ему убивать?

— Я бы сказал, очень подозрительный тип, — съязвил доктор Мортимер. — Интересный человек, ученый, сестра у него красавица.