— Не очень-то романтично, — буркнул Джиффорд.

— Да, не очень. Вот я и решил, что мне нужно поухаживать за ней. — Хартли засмеялся и покачал головой: — И тут я понял: мне известно, как соблазнять дам, но я никогда по-настоящему не ухаживал. А теперь, когда, Бог даст, Жермен и Байяр смогут вернуться домой, жена мне будет нужна еще больше.

— Играть роль матери для твоих племянников — для этого Алтея слишком молода.

— Да я никогда и не попросил бы ее об этом. Но она может помочь им хотя бы просто вернуться в светское общество, к которому они принадлежат от рождения.

— Ты ее любишь? — спросил Джиффорд.

— О да. Она мне нравится, мне приятно ее общество, я доверяю ей. Поскольку я собираюсь быть верным мужем, то, думаю, такие вещи гораздо важнее, чем страсть, которую два человека воспринимают по-разному и которая слишком часто используется для того, чтобы обидеть или поймать в ловушку.

— Полагаю, ты не развивал перед ней эти свои теории о любви.

— Я об этом вообще не собираюсь говорить.

Олдус ухмыльнулся и подмигнул Джиффорду:

— А было бы очень забавно.

Хартли только сердито взглянул на своих друзей, но те продолжали ухмыляться.

Алтея подумала, не пожаловаться ли дяде на то, что раны еще болят, и под этим предлогом уехать домой. Она оглядела переполненный бальный зал и тихо выругалась, пожилая дама сердито взглянула на нее и отошла в сторону. У Алтеи уже ничего не болело, да и следы ссадин исчезли. Однако прогулка по парку в холодный дождливый и ветреный день была бы лучше, чем это мучение.

В помещении было жарко от толпящихся людей и многочисленных свечей. В воздухе витали тысячи запахов, и не все они были приятными. Тяжелый запах духов, которыми некоторые пытались скрыть запах немытого тела, был самым несносным. Он ничего не скрывал, наоборот, смешивался с запахом тела и создавался совершенно другой запах, от которого хотелось поморщиться. Алтея удивлялась, как тот, кто позволяет себе такие вещи, может быть настолько нечувствителен к своему собственному отвратительному запаху.

Потягивая лимонад, Алтея смотрела, как Хартли танцует с дочерью какого-то старого друга своего отца. Старый друг стоял у стены, с благосклонной улыбкой наблюдая за ними. Он знал: танец с Хартли привлечет внимание к его чаду. Дочь же выглядела так, будто сейчас растает на полированном до блеска паркете. Алтее было жалко ее, она прекрасно понимала, как пьянит такая смесь — Хартли и музыка.

«По крайней мере он уже не виляет хвостом перед Клодеттой», — с некоторым облегчением подумала она. Хартли не избегал Клодетты, но он ясно давал понять, что ее прелестей недостаточно, чтобы завлечь его в постель. Клодетта продолжала улыбаться и флиртовать как ни в чем не бывало и оставалась такой же вежливой, но нельзя было не заметить злого блеска в глазах этой интриганки.

Когда Клодетта неожиданно взглянула на Алтею, той показалось, будто в кожу воткнулись острые ледяные ножи, и она оглянулась в поисках дяди. Как всегда, Яго обсуждал способы увеличения своего состояния с лордом Дансингом, но она все равно подошла к ним. Конечно, несколько трусливо прятаться за дядиной спиной, как за щитом, но Алтея решила так: пусть лучше она будет трусливой, чем встретится лицом к лицу с разозленной Клодеттой.

Разговор был скучным, но это было не важно. Клодетта обдала Алтею таким холодом, что по-настоящему напугала ее. И этот страх был вызван не только воспоминаниями о побоях. В Клодетте было какое-то мрачное безумие. Похоже, совершив столько преступлений и избегнув справедливого суда, Клодетта стала считать себя непобедимой. Вовсе не трусость спрятаться от такой сумасшедшей — это мудрость. Начиная с этого момента и до тех пор, пока Клодетту не заключат в тюрьму или не убьют, Алтея решила никуда не ходить одна.

Сосредоточив все внимание на том, в порядке ли ее юбки, Алтея вышла из-за ширм, отделяющих горшки и унитазы от дамской комнаты. Она похолодела и задрожала, невзирая на тепло в помещении. Сердце забилось сильнее. Подняв глаза, она встретила жесткий холодный взгляд мадам Клодетты де Роше. На мгновение ее дар предупредил об опасности. Алтее хотелось бы, чтобы он научился делать это вовремя, тогда у нее был бы шанс убежать. Предупреждать же об опасности, когда та находится в нескольких шагах, бесполезно.

— Я кое-что узнала о вас, миледи, — сказала Клодетта.

Алтее еще никогда не доводилось слышать слово «миледи», произнесенное с такой злостью, как будто это было самое грязное ругательство портовых грузчиков.

— И что же именно, мадам?

— Вы — одна из Вонов, вы в кровном родстве с Уэрлоками, поклонниками дьявола.

— Что за вздор! — отрезала Алтея, страх исчез от инстинктивного желания защитить свою семью.

— Да? Я думаю, вы околдовали моего маркиза. Oui[3], это единственное объяснение, почему такой мужчина, как он, стал увиваться за юбками такой женщины, как вы. Ему не нужна какая-то робкая сельская вдовушка. К тому же ходят слухи, что, хоть вы и вдова, у вас нет достаточного опыта, чтобы удовлетворить такого мужчину.

Укол достиг цели, но Алтея и глазом не моргнула, не показала, как это задело ее.

— Я не заметила внимания маркиза. Вы это просто вообразили. — Алтее потребовалась вся сила воли, чтобы не отступить, когда Клодетта скрючила пальцы с длинными ногтями, словно выпустила когти.

— Лорд Редгрейв — человек неженатый. Думаю, он засматривается на многих женщин, особенно на красивых. Однако вы не пристаете к ним с разговорами в дамской комнате. А я не красавица.

— Не пытайтесь играть со мной в такие игры, миледи. Я слишком долго играла в них и гораздо, гораздо больше разбираюсь в них.

— Вам повезло. — Алтея видела, что Клодетта на волосок от того, чтобы кинуться на нее, и удивлялась, почему продолжает дразнить эту дьяволицу. — Я не играю ни в какие игры. Оставляю их специалистам, таким как вы. Я искренне сомневаюсь, что он одобрил бы ваше вмешательство в его жизнь.

— Осторожнее, ведьма. Перестань тянуть его на свою сторону. Я хочу его, и я его получу. Я хочу стать маркизой и стану ею. Если ты не убежишь домой, на свою маленькую ферму, ты об этом пожалеешь. Поверь мне. И перестань распространять обо мне сказки! Или вскоре все будут шептаться о тебе и твоей проклятой семье.

— В свете уже веками шепчутся о моей семье. Никто не прислушается к вашей лжи.

— О, я не стану заниматься светом. Они уже доказали, что им нет дела до того, что среди них свободно бродят ведьмы и колдуны. Non[4], я говорю о простом народе. Он не такой просвещенный. Он все еще верит в демонов, ведьм и колдунов и ненавидит их. А я думаю, ты слышала о том, как легко возбудить толпу, а? Так что уезжай и молчи, или не только ты пострадаешь от моего гнева.