Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь же теорию, что вселенная замкнута сама на себя? — не унимался Геннадий, во всю упиваясь торжеством своего разума. Интеллектуальное превосходство над всеми, находящимися в подвале, доставляло ему особое удовольствие, отчего он говорил громко и с насмешкой.
— Замкнута? — отрешённо переспросил Артём, уже раздумывая о том, как бы ему сбежать отсюда.
— Да, — кивнул инвалид, откинувшись на спинку своего кресла на колёсах, — садись в ракету и лети куда хочешь: вперёд, вверх, вправо-влево — исход один, вернёшься обратно. Как на шаре, иди да иди, вроде путь бесконечный, но шар замкнут! Но вселенная сложнее, макет такой системы даже нарисовать не получится, а я его создал! Каждая дверь, каждое окно — всё ведёт в тот же подъезд! Кроме, разве что, окна на балконе пятого этажа, — Геннадий расплылся в улыбке и стрельнул глазами в Петю, — которое твой дружок помог мне открыть.
— Но из подъезда есть выход, — парировал Артём, и тут же сдавленно ахнул от зашевелившегося в его мозге неприятного и шокирующего осознания, — подождите, вы…
— И во Вселенной есть выход, — перебил его Геннадий, сжав от радости кулаки у груди, — и я его нашёл!
— Тёмочка, — голос деда напугал парня, — а велосипед-то куда девался?
— Ох, да мы его в балке… — путаясь в мыслях, Артём соображал, что ответить, чтобы не обидеть старика, но его размышления прервал вновь вступивший со своим громким монологом инвалид.
— Открытие философа — это прорыв сразу в нескольких науках, — говорил он.
— Опять эта песня, — тихо пробубнил Петя, перевернувшись на другой бок. Голова его по-прежнему гудела и кружилась, но потерянные силы постепенно восстанавливались.
— Я не устану об этом петь, — обиделся Геннадий, но тут же вновь расплылся в улыбке. — Скучно тебе? И правильно, лучше уж скучать и не совать нос, куда не следует. Думающие всегда будут мешать делающим… и наоборот. Но я и то и то, творец. А вот твой бывший дружок… — инвалид хихикнул, — дружок-то много думал. Я всё надеялся, что он сам окно откроет, да он и открыл бы, если бы один пошёл! А тут ты с ним приехал.
— Кольку? — всполошился Душин, приподнявшись на локтях. — Это всё-таки ты был?
— Страж, — мрачно выдал Геннадий. — Плохо читал мою книгу? Подошёл к окну — и он появляется в глубине подъезда. Бесконечность его путает, он носится за тобой, пока не поймает, но стоит покинуть башню — сразу исчезнет. И я всегда успевал уйти вовремя, один только раз оплошал… — он похлопал себя по бедру наполовину отсутствующей ноги. — А ты, — Геннадий вновь обратился к Пете, — ко мне прибежал. Пришлось тебя поить раствором, чтобы они твоё тело не заняли, а то по твоей же памяти придут ко мне и всё, конец плану.
— Какому, плану, сволочь! — воскликнул Петя, спрыгнув с лавки на пол. Он в гневе ринулся к Геннадию, но на половине пути вдруг упал на колени, а затем и полностью растянулся на полу.
Сквозь беспорядочный поток мыслей и закладывающий уши гул он слышал еле различимые возгласы Геннадия: «Буди его! Буди!» — кричал безумный инвалид.
Но Душин никак не мог проснуться, глаза его застилала непрозрачная пелена, похожая на молочную пену. Тело сковал паралич, ни руки, ни ноги не слушались, и лишь уставшие глаза стали ему верными помощниками в этом странном видении, когда наводящая смятение плена сошла, и Петиному взору открылся знакомый вид мрачного подъезда.
Он в миг вспомнил, как они с Колей прибыли в проклятое Никифорово, как по просьбе сумасшедшего Геннадия вошли в злополучную башню, удостоверившись, что внутри она действительно выглядит как самый обычный подъезд. Петя огляделся по сторонам, он стоял на первом этаже рядом с лестницей и разломанными почтовыми ящиками, лицом к дверному проёму с решёткой. Он помнил, что оказавшись за ней, он попадёт сразу на девятый этаж и замкнёт кошмарный цикл бесконечного подъезда. А также Петя с ужасом осознал, что из мрачного коридора с противоположной решётке стороны на него в любой момент может выскочить уродливый страж — тварь, убившая его друга Кольку.
Душин обернулся — никого. Тогда он решил подняться выше и снова взглянуть на таинственное раскрытое окно, что находилось в комнате за дверью, совершенно не вписывающейся в архитектуру типового подъезда девятиэтажки, посреди лестничной площадки пятого этажа. Когда Петя повернулся к лестнице, то прямо перед своим лицом увидел расплывшуюся в улыбке отвратительную морду стража. Высшая степень ужаса, испытанная им в то мгновение, заставила перепуганного Душина вопить и лихорадочно трястись. Его мучениям пришёл конец, когда вместо обшарпанных стен подъезда перед глазами снова показался знакомый потолок подвала. Артём дотащил залитого холодным потом друга до лавки и парой звонких пощёчин привёл того в чувства.
— Петька! — разозлился Геннадий. — Велел же не спать! А ко мне вообще подходить не смей, я ваша последняя надежда.
— Зачем? — не в силах отдышаться после мимолётного кошмара, еле выдавил из себя Петя.
— Затем, что я должен войти туда, когда всё закончится, — рявкнул на него инвалид, — только я, и никто больше! Я тебе рассказывал, как всё работает, а ты не слушал, сидел трясся, и сейчас трясёшься!
— О чём вы говорите? — не выдержав, крикнул Артём. — Дед, что он несёт?
— И этот идиот, — рассмеялся Геннадий, — оба вы хороши, надо было их из ружья во дворе щёлкнуть, — кивнул он деду, но тот не обратил должного внимания, озабоченный скорым приходом опаздывающего Митеньки.
— Мир заполнен тонкими мембранами, — Геннадий вновь обратился к парням, — зло лезет из них каждый день, и каждый день стучит по человеку. Но сильнее всего оно бьёт за поспешные открытия, ибо негоже рваться к творцу. Мне бы хватило и того, что творец слышит и исполняет мои желания, но то, что я нашёл — выше всех доказательств: не просто мембрану, а окно в тот мир! Значит, путь не просто верный, он истинный! Но окно было закрыто, — инвалид развёл руками и пожал плечами, в его голосе послышалась издёвка, — я сразу уловил намёк на жертву. — Он расхохотался. — Не мне же его открывать, верно? Мне нужно будет идти в покинутый Душехлёбом мир, спускаться в катакомбы под его чертогом и искать там другой путь наверх. На самый верх!
— И ты Кольку в жертву принёс? — вновь закипал гневающийся Петя.
— Имбицил! — злобно бросил Геннадий. — Моя жертва — человечество, невежественная ты свинья, слушай, когда тебе говорят.