О господи.

Роман посмотрел на меня – словно ждал моего согласия, и я неохотно кивнула.

Только в этот раз… подумала я и потащилась за ним, всe сильнее ощущая, как возвращаюсь назад, в прошлое и снова становлюсь маленькой. Я хорошо помнила, каково это: нарушать закон, становиться невидимой, чтобы тебя не поймали. У меня так сильно тряслись руки, что пришлось прижать их к себе.

Я могу сделать это снова. Только в этот раз.

Только еще один раз.

Когда я поравнялась с Приянкой, моего сознания коснулась знакомая электрическая искра.

Я повернулась к ней, разматывая серебряную нить своей силы, позволяя ей почувствовать контакт.

И я нашла его.

В кармане Приянки рядом с мобильником, который я забрала у похитителя, лежало что-то еще – электрическое, с заряженной батареей.

Девушка махнула в сторону мотеля, показывая нам дорогу, а Роман слегка притормозил, чтобы оказаться позади меня. Он сопровождал меня, словно пленника, которым я и была.

Но в мягком молочном свете раннего утра я позволила слабой улыбке тронуть мои губы. Я знала, что было источником той искры.

У нее в кармане лежал еще один телефон.

Мой шанс.

Сейчас

В машине воняло прогорклым маслом. Она тащилась по шоссе, словно уже выработала свой ресурс. Каждый раз, когда я набирала скорость, двигатель чихал, издавая жалобный вой, а когда я притормаживала, взвизгивали тормоза. Бак был заполнен до отказа, но только потому, что я показала Роману, как пользоваться садовым шлангом, который мы обнаружили в мотеле, и перекачать бензин из другого автомобиля.

Все было до боли знакомо: найти машину, перелить в нее бензин, переставить номера. Я сосредоточилась на этих действиях, только чтобы не думать. Не прокручивать в голове то, что увидела на экране телевизора.

Я убиваю Защитника. Посылаю яркую молнию в сторону аппаратной и колонок, и один за другим раздаются несколько взрывов.

Я надеялась, что кто-то из репортеров снял нападение на камеру. Я точно видела двоих, но они стояли у Защитника за спиной и вряд ли заметили, что тот был вооружен. Вот если бы кто-то из журналистов оказался от меня справа… Но вот что было странным – и я не могла выкинуть из головы эту мысль: по всем каналам крутили одни и те же кадры. Что же получается? Или это была запись с одной только камеры? Или все камеры снимали с одного-единственного ракурса?

Вернувшись к брошенному грузовику, я сняла с него номера и переставила их на серый «седан» – наше новое средство передвижения. Когда я закончила, Приянка и Роман уже забрались в машину, погрузив в багажник все, что парню удалось вытащить из торгового автомата.

Мы ехали на восток, ориентируясь по компасу на приборной панели. Где-то через час нам наконец-то встретился информационный указатель: Небраска. От места нашего похищения в Пенсильвании нас отделяли сотни километров.

Три дня нас удерживали неизвестные похитители, в то время как власти, ООН, миротворцы, Защитники и местная полиция искали меня. Посылали беспилотники, чтобы осматривать городские улицы и шоссе. Смешивали с грязью в новостях и, как я полагаю, в тех немногих интернет-медиа, которые получили аккредитацию временного правительства.

«Пси», ответственная за гибель семи человек, по-прежнему в розыске.

Еще через час на пути начали попадаться машины, а на горизонте вырастать города. Шоссе становилось все шире. Я чувствовала себя как муравей под стеклом: неспособный двигаться и медленно сгорающий заживо под солнечными лучами.

Я с трудом сглотнула и протянула руку к бутылке с водой, стоявшей в подстаканнике. Роман открутил крышку и передал мне пластиковую емкость. Я выпила ее до дна, но легче не стало.

– Мы собираемся поговорить об этом или сделаем вид, что это не ты – беглая преступница в розыске? – спросила Приянка, растянувшись на заднем сиденье. – Меня устраивают оба варианта, просто хочу убедиться, что мы одинаково смотрим на вещи. К тому же мне скучно.

Я скрипнула зубами.

– Ну если эта ситуация вызывает у тебя исключительно скуку, я только рада.

– Нам нужно обсудить план, – мягко произнес Роман, словно извиняясь, – хотя бы как пересечь границу зоны. Твой друг не подсказал тебе, как добраться… туда, куда мы направляемся?

– Ага, и, кстати, что это был за друг? – вмешалась Приянка. – Тот, из Совета Пси, или… как там звали тех других? Стюарт и… Руби? Правильно?

– Это был Чарльз, – быстро сказала я.

Приянка знала, как зовут Руби. После той бури в СМИ, что поднялась, когда были закрыты лагеря, а сама Руби исчезла с радаров, все знали, как ее зовут, а также о том, что ее разыскивает правительство. Так что вопрос прозвучал неслучайно.

Я прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнее. Когда на одну ложь нанизывается следующая, становится непросто балансировать между враньем и правдой. Моя история была тоже известна многим, как и то, что Лиам и Руби – мои друзья. И естественно было предположить, что все это время я знала, где они скрываются, и могла обратиться за помощью именно к ним.

И всe-таки эта мысль холодными пальцами сжала мой затылок. Что же тогда получается? Эти двое специально все подстроили? Чтобы именно это я и сделала? И они просто воспользовались ситуацией, в которой мы оказались?

Проклятье. А ведь я везу их как раз туда, где они хотят оказаться.

Передо мной стоял выбор. Либо я отберу у Приянки телефон с фотографиями похитителей, а потом, как только мы окажемся в Вирджинии, сбегу. И не выдам существование безопасного места и не подставлю тех, кто там находится.

Либо… Я смогла бы использовать Убежище, чтобы заманить Романа и Приянку в ловушку, но само место им не показать.

Я прикидывала и тот, и другой вариант еще в мотеле, и от мысли о том, что приведу этих двоих почти к Убежищу, по коже пробегали мурашки. Так что подобный вариант я оставила как запасной. Но теперь все предстало передо мной в ином свете. Если Роман и Приянка почему-то хотят найти Руби и Лиама, мои друзья не просто захотят об этом узнать – они должны узнать об этом.

Провернуть всe гладко будет непросто, но если не терять бдительности, я смогу сделать так, чтобы риск был минимальным.

Я смогу сделать это. Смогу. Меня загнали в угол, но пока так и не поняли, что я уже завела их в другой.

Вскоре на обочине вырос электронный рекламный щит. На экране мелькали помехи – загружалась информация. Наконец показалось изображение – и это была не реклама и не предупреждение о пробках.

Это было мое лицо. Яркое, четкое, огромное – во весь четырехметровый размер экрана. Потом мой портрет сместился к краю, и запульсировали красные буквы: