– О да! – согласилась миссис Мерфи. И отпила из бокала.

Под боком у Моргана в старом плетеном кресле сидел спиной к нему неизвестный мужчина. По-видимому, кто-то из гостей жениха. Поперек лысинки на его макушке были зачесаны жидкие пряди волос. Мужчина поднял к губам стаканчик. Морган увидел массивный перстень с печаткой.

– Билли? – Морган обогнул кресло. Боже милостивый, действительно Билли, брат Бонни.

– Хорошая свадьба, Морган, – сказал Билли. – Я, как ты знаешь, на многих побывал – главным образом, на своих. Я по свадьбам специалист.

Он засмеялся. Голос его звучал буднично, однако для Моргана то была неуместная, жутковатая будничность, с какой иногда сталкиваешься во сне. Откуда здесь взялся Билли? Что происходит? В последний раз Морган видел его бог знает когда. Он сказал:

– А я и не узнал тебя сзади, Билли.

– Правда? – невозмутимо ответил Билли. – Ладно, а как насчет спереди?

Спереди он остался каким и был всегда – моложавым, с высоким округлым лбом и ослепительно синими глазами. Но нет, встретив Билли на улице, разве ты не принял бы его за обычного лысеющего бизнесмена? Только тот, кто знал Билли так давно, как Морган, еще мог различить костяк его оплывшего лица. Морган смотрел на него, растерянно моргая. Билли выглядел то пожилым незнакомцем, то привыкшим жить на широкую ногу братишкой Бонни, то снова пожилым – как те «волшебные картинки», которые полностью меняются, когда смотришь на них с разных сторон.

– Ну как? – спросил Билли.

– Выпей шампанского, что же ты? – предложил Морган.

– Нет, спасибо, буду уж скотча держаться.

– Ну тогда сыру возьми. Он очень дорогой.

– За доброго старину Моргана, – сказал, поднимая стаканчик, Билли. – За доброго прижимистого старину Моргана, так?

Морган побрел дальше. Он искал кого-нибудь, с кем можно поговорить, однако никого подходящего среди гостей не видел. Все они были до того благовоспитанными, с такими мелодичными голосами, все попивали шампанское, дамы переступали осторожно, следя, чтобы их высокие каблуки не ушли в землю. В сущности, кто здесь был другом Моргана? Он остановился, огляделся. Никто. Это все друзья Бонни, или Эми, или жениха. Мимо него проскочила одна из близняшек – Сьюзен, вся в шифоне. Ее раскрасневшееся, серьезное лицо и запотевшие очки напомнили Моргану, что уж его-то дочери связаны с ним кое-каким родством.

– Сью! – крикнул он.

Но она лишь отмахнулась:

– Я не Сью, я Кэрол.

Ну конечно, Кэрол. А ведь он этой ошибки уже несколько лет не совершал. Морган снова пошел, покачивая головой, вперед. Под кизилом стояли трое дядюшек в серых костюмах, беседуя, как на заседании какого-нибудь комитета.

– Нет, я от моего погреба избавляюсь, пора уже, – говорил один из них. – Допиваю, что в нем осталось. Мне как-никак семьдесят четыре года. В июне стукнет семьдесят пять. Не так давно приценивался я к ящику вина, и мне посоветовали старить его восемь лет. Я уж было ответил: «Годится». А потом подумал: «Да куда там». Очень странное чувство. Совершенно непривычное. В общем, я сказал: «Нет, это, пожалуй, не для меня. Но все равно спасибо».

Дойдя до прогала в зеленой изгороди, Морган скользнул в него. И оказался на тротуаре, совсем рядом с улицей, оживленной и шумной в предвечерние часы самой обычной субботы. У бордюра стояла его машина. Он открыл дверцу, забрался внутрь. Посидел немного, вытирая влажные ладони о колени. Солнце припекало сквозь окно, и в конце концов Морган опустил стекло, поискал по карманам ключи и включил двигатель.

Стало быть, так, ближайшие друзья: Поттер из музыкального магазина, дама с хот-догами, грек, который держит таверну на Бродвее, и Казари, торговец коврами. Никто не подходит. По той или иной причине никому из них он не может сказать: «Моя старшая дочь выходит замуж. Можно я посижу здесь с вами и выкурю сигарету?»

Он медленно ехал к центру города, словно спускаясь сквозь все более темные слои воды. Ломбард «Все по-честному», «Бильярдная», «Водяные кровати», «Пиво», «Первый дом Иисуса», «ЗДЕСЬ БРАТЬЯ НЕ ПОДЖИГАЙ»[5]. Цветы в местах самых неожиданных – вокруг мусорной урны, на крошечном пятачке травянистой земли под окном типового дома. Он свернул за угол, там на бордюре сидел игравший с ножом мужчина – выкинет лезвие, защелкнет его подушечкой ладони и выкинет снова. Морган поехал дальше. Миновал Меллер-стрит, затем Мерджер-стрит. Повернул на Кросуэлл. Остановился, выключил двигатель, посидел, глядя на «Мастеров на все руки».

Он не был здесь уже несколько месяцев. Витрину магазина теперь наполнили пасхальные подарки – расписанные вручную яйца, и плюшевые кролики, и похожие на весенние сады лоскутные одеяла. Окна Мередитов оставались, как и всегда, пустыми, угадать по ним что-либо нельзя. Может, они там больше и не живут. Могли уехать в такси – с одним чемоданом, потратив на сборы десять минут. Он вылез из машины и направился к магазину. Поднялся по ступеням, толкнул стеклянную дверь, осмотрел узкую, уходившую наверх лестницу. Однако подняться по ней у него не хватило духу. Что он может сказать? Как объяснится? Вместо этого повернул налево и через вторую стеклянную дверь вошел в магазин. Там пахло древесиной, седая ширококостная женщина в ситцевом халатике расставляла по столу вырезанных из дерева зверушек.

– Здравствуйте, – сказала она. А затем подняла на него взгляд и, судя по всему, испугалась. Цилиндра, по-видимому. Надо было надеть что-то более уместное. Но где же покупатели? Он был здесь один, в этой комнате, полной стеганой тишины. Тут он увидел кукол.

– О да! – воскликнул он. – Кукулки!

Странное дело, у него появился акцент, непонятно только, какой страны.

– Эти кукулки для покупки? – спросил он.

– Да, конечно, – ответила женщина.

Они лежали в середине стола: Пиноккио, принцесса, карлик, старуха – все куда более сложные, чем те, что он видел прежде. Их головы были уже не круглыми – не простыми резиновыми шариками, но состояли из ткани с набивкой и крошечными швами, которые образовывали морщинки и припухлости. У старухи лицо было настолько изрыто морщинами, что Морган не удержался, провел по ним пальцем.

– Чудесно! – произнес он, все еще с акцентом.

– Их шьет молодая женщина Эмили Мередит, – сказал женщина. – Замечательная мастерица, честное слово.

Морган кивнул. Чувство он испытывал смешанное – ревность и счастье. Ему хотелось сказать: «Да-да, а то я не знаю ее, и очень хорошо. А то я их обоих не знаю. Не вам мне о них рассказывать». Но хотелось и услышать, что думает о них эта женщина, что может сказать о них весь остальной мир. И он ждал, держа куклу в руках. Женщина вернулась к своим зверушкам.