— История маминой жизни.

И это была чистая правда. Все те годы, когда Бетти мирилась с поведением отца, стерли Бетти, как избитая дорога стирает туфли, шагающие по ней изо дня в день. Их жизнь могла бы сложиться совсем по-другому, если бы мама смогла противостоять тогда их отцу.

— Думаю, в сумасшествии есть свои преимущества, — сухо сказала Лиз. — Бетти не придется провести остаток жизни, мучаясь при мысли о том выборе, который она сделала.

Их всех распределили по группам — Анна и Лиз попали в «Зеленую группу» — но, когда они вышли на улицу, мигая от яркого солнца, которое сожгло остатки тумана, Анна совсем не спешила попасть в свою аудиторию. Сестры прогуливались возле курилки — застекленного балкона, где с полдюжины заядлых курильщиков, скорее всего пациентов, сбившись в кучку, жадно вдыхали сигаретный дым. Взгляд Анны привлек парень с короткой стрижкой в вылинявшей джинсовой куртке. Он показался ей удивительно знакомым.

Лиз слегка подтолкнула ее локтем.

— Это случайно не?..

Анна вспомнила, откуда она его знала.

— Гейбл Телбот, — шепнула она в ответ. Звезда популярной комедии «Парни остаются парнями». Кто будет следующим, капитан Кенгуру?

— Я и не знала, что он… — Анна прикусила язык; какое она имела право его судить?

Они вошли в предписанную им комнату и обнаружили там дюжину стульев, расставленных в круг. Заметив, что возле каждого из них предусмотрительно лежала коробка салфеток, Анна ощутила, как сжался ее желудок. «Пожалуйста, не дай мне заплакать». Она всегда чувствовала себя настоящей дурой, когда плакала на людях. Никто тебя не жалел; если ты толстая, ты только вызываешь презрение.

Кроме них в «Зеленую группу» входили мистер и миссис Готроки, пожилая женщина с прической как у пуделя и ее смиренный сын средних лет; скромная молодая женщина в длинной индейской хлопковой юбке и сандалиях «Биркенсток», мужчина с темными кругами под глазами, которого легко было принять за пациента; а также три поколения женщин из одной семьи, все с одинаковыми беспечными улыбками и деликатными манерами. Казалось, именно от них меньше всего можно было ожидать срыва, поэтому Анна очень удивилась, когда младшая из них, скорее всего ее ровесница, села на свое место только после того, как достала носовой платок.

Руководителем их группы оказался необыкновенно привлекательный мужчина с короткими черными волосами, седеющими у висков, и глазами, в которых отражался морской пейзаж, видневшийся за окном. Анна сначала немного нервничала, но выражение его лица было таким приветливым, когда он взглядом изучал присутствующих, что она тут же расслабилась. На его бейдже было указано «Доктор Маркус Ребой», но он представился как Марк. Когда женщина, сморкавшаяся в салфетку, робко подняла голову, он добродушно сказал:

— Мы будем говорить о вещах, которые причиняют боль. Это может вызвать определенные чувства, но то, что происходит в этой комнате, должно в этой комнате и остаться. Договорились?

Он окинул круг взглядом, задержавшись на Анне. Или ей это только показалось?

Господи! Почему он такой симпатичный? Анна подумала о старом добром докторе Фредериксе, их семейном враче времен ее детства, который рассказывал забавные анекдоты и раздавал леденцы на палочке. Марк чем-то его напоминал. Теперь всю неделю Анна будет думать об этом мужчине, похожем на Мэла Гибсона, вместо того чтобы заниматься повседневными заботами.

Они по очереди представились и немного рассказали о том, почему они здесь. Когда наступила очередь Анны, она вдруг лишилась дара речи.

— Я — Анна… и я здесь из-за сестры, Моники. Думаю, что ситуация вышла из-под контроля. Я имею в виду ее пристрастие к спиртному. Видите ли, я работаю на нее… — Она замолчала, остро почувствовав на себе пристальный взгляд Марка. — Поэтому я много времени провожу рядом с ней. Больше, чем другие люди. То есть больше, чем если бы я не работала на нее… — Ее голос замер, и краска прилила к щекам. — Ну, как бы то ни было, именно поэтому я здесь.

Следующей была Лиз.

— Я и сама не совсем понимаю, почему я здесь.

Она сидела, закинув ногу на ногу и крепко сжав руки на груди. Между ее бровями появилась маленькая складочка.

— Мы с Моникой никогда не были очень близки. После того как она стала знаменитой, она вела себя так, словно мы незнакомы. Но даже несмотря на это я хотела бы, чтобы она бросила пить. Если не ради нее, то ради Анны.

Выражение лица Марка было мягким и учтивым. Анна была уверена, что он слышал истории куда хуже, чем они с Лиз могли рассказать. Казалось, что в Отделении Членов Семей Заядлых Алкоголиков у них была большая компания. Возможно, все не так уж и плохо.

Первые полчаса они обсуждали то, на что они надеялись во время семейной недели. После этого Марк раздал им альбомы для рисования и карандаши.

— Я хочу, чтобы каждый из вас нарисовал воспоминание из детства, — объяснил он, — но загвоздка в том, что вы должны это сделать левой рукой.

Казалось, это было бессмысленным упражнением, но Анна с удовольствием этим занялась. Сначала у нее получались только какие-то закорючки, но постепенно на бумаге стала появляться девочка, одиноко сидящая на заднем сиденье автомобиля. Она выглядела несчастной, — нет, даже более того, убитой горем. Анна нахмурилась, прикусив нижнюю губу. Откуда это? Это было так давно, что она с трудом вспомнила.

По очереди они делились историями, стоявшими за этими рисунками. Миссис Готроки рассказала о собаке на поводке, которую оттягивают от рыдающей маленькой девочки.

— Его звали Тедди, — сказала она таким тихим голосом, что Анне пришлось напрячь слух, чтобы расслышать. — Я умоляла родителей купить мне собаку, и наконец они согласились и подарили мне на день рождения щенка. Я любила его. Он был таким прелестным: с большими коричневыми глазами и смешными ушами. Единственной проблемой было то, что он постоянно писал на ковер и жевал все, что ему попадалось. Но он не виноват в этом. Он был всего лишь щенком. Но мама… ну, ее это расстраивало, — голос миссис Готроки заскрежетал. — Самым ужасным было то, что они даже не сказали мне. Однажды этот человек пришел и забрал его.

Ее муж отрешенно смотрел перед собой, словно считал, что показывать свои эмоции — это проявление слабости. На его рисунке, который мог бы сойти за рекламу «Си-энд-Скай»[10], был изображен маленький мальчик, строящий песочный замок на пляже.

Застенчивая женщина в длинной юбке и биркенстоках, которую звали Софи, залилась слезами еще до того, как смогла заговорить. Марк сказал ей, чтобы она не переживала, потому что они могут поговорить позже, наедине. Софи кивнула, согнувшись и уткнувшись лицом в ладони. Какие бы душевные травмы ни наносила ей память, этого не было видно на портрете с изображением улыбающейся семьи, собравшейся за обеденным столом.

Внезапно все обернулись к Анне. Она сделала глубокий вдох и начала рассказывать о том, как в тот день отец взял ее с собой в город, пообещав купить шипучий напиток из корнеплодов, приправленный мускатным маслом. Но по дороге в центр она сделала что-то, что разозлило его, — она не могла вспомнить, что именно, — и он наказал ее, оставив ждать в машине.