так жаль, Найл. Я знаю, что говорила это раньше, но я… очень раскаиваюсь на самом деле. Я не знаю, как это исправить. Я не…

Я вздыхаю, отодвигаю стул, чтобы встать и обойти вокруг того места, где она сидит. Я нежно провожу рукой по ее затылку, ощущая прикосновение ее шелковистых волос к своей ладони, и легонько целую ее в лоб, ощущая легкую дрожь, пробегающую по ее телу.

— Просто наберись терпения, — мягко говорю я ей. — Все придут в себя со временем, хотя бы ненадолго. Просто подчиняйся правилам и не высовывайся, и это покажет, что ты делаешь все возможное.

Она поднимает голову, когда я отстраняюсь, в ее темных глазах мелькает надежда.

— Ты думаешь, что сможешь доверять мне? Со временем?

У меня внутри все сжимается от страха, что я не смогу, что она никогда не почувствует себя здесь счастливой или любимой, что бы еще ни случилось.

— Сосредоточься на том, что может сделать тебя счастливой прямо сейчас, — осторожно говорю я ей. — Давай не будем слишком много думать о будущем, кроме того, что необходимо для ребенка. Это самое важное сейчас.

Я чувствую разочарование в ней, но отстраняюсь. Если я буду так близко к ней еще долго, я не смогу удержаться от поцелуя. И тогда…

— Мне пора возвращаться, — говорю я ей грубо. — Это был долгий день, и завтра у меня полно дел. Врач должен связаться с тобой завтра для получения дополнительной информации о твоем приеме.

Изабелла кивает, вставая.

— Я провожу тебя, — тихо говорит она, и я слышу нотку обиды в ее голосе. Я знаю, на что она надеялась, что я останусь, что проведу ночь снова с ней, но я не могу. Я не могу позволить этому продолжаться, уводя нас все глубже и глубже во что-то, для чего я не вижу счастливого конца.

Я вижу это по тому, как она почти выгибается мне навстречу, когда я прощаюсь с ней, ее подбородок приподнимается, словно для поцелуя, прежде чем она спохватывается и отступает назад.

— Спокойной ночи, — тихо говорит она.

— Спокойной ночи, Изабелла.

Оставить ее тут кажется мне одной из самых сложных вещей, которые я когда-либо делал, и я не могу до конца понять почему. Я никогда не хотел ничего из этого, ни жены, ни семьи. До появления Изабеллы я был доволен своей жизнью такой, какая она была. Даже с Сиршей я предлагал ей будущее без брака и детей, потому что хотел ее, потому что я так отчаянно хотел, чтобы она уехала со мной, а не потому, что я действительно хотел этого для себя. Но с Изабеллой… Чертовски легко представить себе такое будущее с ней. Проще, чем должно быть. Теперь, когда она здесь, в Бостоне, после вечера, который я только что провел с ней, я вижу, на что это могло бы быть похоже. Но пути назад нет. Мы не можем исправить весь нанесенный ущерб, и последнее, чего я хочу в мире, это причинять ей еще больше боли, если в конце концов я не смогу ей доверять.

Даже если мне будет трудно уйти, это разорвет меня на части.

12

ИЗАБЕЛЛА

Когда наступает день моего первого приема у врача мои нервы на пределе. Последние две недели я виделась с Найлом каждые несколько дней, но не так часто, как хотелось бы. Он приходит с продуктами, цветами или просто проведать меня, и каждый раз мне приходится напрягать все силы, чтобы не прикоснуться к нему. Он едва прикоснулся ко мне пальцем, не говоря уже о том, чтобы поцеловать меня, с той первой ночи, когда он остался со мной. Потеря физической связи между нами ощущается как физическая боль, которую я изо всех сил стараюсь игнорировать. Я напоминаю себе, что боль, которую я чувствую, ничто по сравнению с тем, как я причинила боль ему ложью, с секретами, которые я хранила, и угол, в который я загнала его.

Он ждет меня в машине, когда я спускаюсь, получив сообщение. Мне потребовалась целая вечность, чтобы решить, что надеть, мне казалось, что этот совместный день, своего рода свидание, хотя я знаю, что на самом деле это не так. Я, наконец, остановилась на черном платье-слипе с жакетом из вощеного хлопка поверх него и паре ботинок на каблуках, когда мой телефон оживился, и я поспешила нанести тушь, подкрасить губы и надеть золотые обручи с единственным бриллиантом в центре, которые Ана посоветовала мне выбрать. Как всегда, ожерелье с драгоценными камнями, которое подарил мне Найл, висит у меня на шее, и я надеюсь, что он это замечает.

Я вижу, как он переводит взгляд на него, когда я сажусь в машину, но меня мгновенно отвлекает его лицо. В уголке его нижней губы рассечена ссадина, на подбородке виднеется тень синяка, и я инстинктивно протягиваю руку, проводя там пальцами.

— Ты в порядке? — Тихо спрашиваю я, и мое сердце внезапно замирает в груди при мысли о том, что он пострадал. — Что-то случилось?

Найл качает головой.

— Ничего страшного, девочка, — говорит он, пожимая плечами. — Я просто тренировался в тренажерном зале, проводил больше времени на боксерском ринге. Шишки и ушибы, это всего лишь часть этого.

— Зачем? — Я опускаю руку, закусывая губу, мои нервы из-за назначенной встречи на мгновение забыты. — Я не понимаю.

Найл искоса смотрит на меня.

— Я же говорил тебе, девочка. Я боец. Громила. Раньше мы с Лиамом тренировались вместе, но в наши дни он чаще всего занят "крошечным делом" или "Королевским бизнесом". Но тот новичок бьет сильно. — Он потирает челюсть с кривой усмешкой. — Я думаю, мне надо вернуть Лиама. Мне нужно поговорить с ним об этом, да?

Я не знаю, что сказать. У меня глубоко укоренившееся чувство, что Найл проводит больше времени в спортзале, чтобы избежать суматохи наших отношений, возможно, даже чтобы побороть свое желание ко мне.

— Мне не нравится мысль о том, что ты можешь пострадать, — тихо говорю я, и он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его темно-синие глаза встречаются с моими. Что-то проходит между нами, на мгновение, и моя грудь сжимается, когда я всем сердцем желаю, чтобы он наклонился и поцеловал меня. Я так легко могу представить это: прикосновение его ладони к моей челюсти, тепло его руки, мягкость его губ.

— Мне не больно, на самом деле нет, — говорит он вместо этого, откидываясь назад. Я чувствую пространство между нами как пропасть, холодную и ноющую. — Это своего рода освобождение, девочка. Сложно объяснить, если это не по твоей части, да? Иногда в боли может быть что-то хорошее.

Между нами повисает тишина, и я сижу, сложив руки на шелковой ткани