Я была уже в метре от подъезда, когда из него выскочила худенькая рыжеволосая девица. Вид у нее был испуганный, глаза – как плошки. Она проскочила мимо, не обратив внимания ни на меня, ни на теток, и быстро пошагала по тротуару прочь от дома.

– Что это с Наташкой? – произнесла владелица таксы, задумчиво провожая рыжую взглядом. – С Валькой, что ли, разругалась?

Я уже собиралась прошмыгнуть в подъезд, но упоминание о Наташке и Вальке заставило меня замереть на месте, затаить дыхание и слиться с деревом, росшим у дома. Но тетки и не смотрели в мою сторону. Напрочь забыв о любимом телесериале, они принялись перемывать косточки Валентине.

– Это Валькина подруга? – спросила тетка с книжкой.

Хозяйка собаки с секунду подумала и ответила:

– Да вроде как даже родня. Сестра двоюродная, что ли. Через три дома от нас живет, там, в зеленом, – она ткнула пальцем в том направлении, в котором ушла рыжая. – Одно время частенько к Вальке бегала, сейчас уже реже. Кошка между ними, видать, пробежала.

– Сестра, значит? – заинтересовалась почитательница любовных романов.

– Да вроде бы. Разве их поймешь! У Вальки разве ж узнаешь чего! Из нее слова клещами тянуть надо. «Да, теть Надь, нет, теть Надь, не знаю, теть Надь», – передразнила хозяйка таксы. – А по лицу видно: знает, да говорить не хочет. Вот мать ее поговорить любила. Хорошая была женщина, общительная, жаль, что умерла рано. А дочь – бука букой, вся в папашу.

– Потому и не замужем, – поддакнула вторая тетка. – Кто ж с букой будет жить?

– Не скажи. Видела я как-то ее с мужчиной. Месяца два назад. Молодой, высокий такой. Красивый, с машиной.

– Кто бы мог подумать! – поразилась толстуха.

– Но такой же невоспитанный, как Валька, – продолжала тетка-собачница. – Машину поставил впритык к подъезду – ни выйти, ни войти. Я ему «Здрасьте», а он морду воротит. Из квартиры ее выходил. Спрашиваю потом: «Твой жених, Валечка?» А она только зыркнула на меня сердито, мол, не твое собачье дело, и промолчала.

Такса, внезапно потерявшая интерес к розовому кусту, рванула поводок и потащила хозяйку прочь от дома. Та только и успела крикнуть:

– Кать, книжку долго не держи, она не моя.

– Ладно, – ответила Катя и, сунув любовный роман под мышку, пошлепала к своему подъезду.

Я вошла в дом, поднялась на второй этаж и позвонила в звонок. Потом еще и еще раз. Из-за двери не донеслось ни единого звука. Странно. Несколько минут назад у Валентины была эта рыжая Наташка, и вышла она отсюда расстроенная. Тетки у подъезда решили, что Валька и ее подружка (или двоюродная сестра?) поругались. Может, она не застала хозяйку и потому расстроилась?

Нет, это вряд ли. Все-таки поругались, слишком уж странное выражение лица было у рыжей.

Минуту-другую я стояла у двери и думала, что предпринять дальше: дождаться Валентину или пойти поискать Наташку? Была ли это та самая Наташка, что позвонила мне вчера вечером? Если она, то нужно спросить, зачем она наврала, что остановилась у друзей в Трубном районе, хотя на самом деле живет в противоположном конце города. А если это другая Наташка… Нет, расспросить ее все равно надо. Может, она выложит мне какую-нибудь тайну из жизни Валентины или ее покойной тетушки?

Думая так, я оперлась рукой о дверь, и та поехала назад, потому что открывалась не наружу, как большинство дверей, а внутрь, в квартиру.

Ничего не оставалось, как войти. Я прикрыла дверь за собой и громко позвала:

– Валя! Вы дома?

Тишина. Осторожно, стараясь двигаться на цыпочках, я прошла в комнату. Никого.

Валентину я нашла в спальне. Одетая в халат, но не в застиранный махровый, в котором я ее видела, а в атласный, разукрашенный роскошными цветами, она лежала на кровати и смотрела в потолок остекленевшими глазами. В глазах отражались последние отблески заходящего солнца.

Я подошла поближе и заметила на шее красную полосу. Похоже, беднягу задушили. Но кто? Та самая Наташа?

Я внимательно осмотрела спальню. Никаких следов борьбы. Вероятно, Валентина сама впустила убийцу в дом. Орудия преступления тоже не видно. Убийца забрал его с собой. Какой-нибудь пояс от халата. Или ремень. Или шарфик.

Стараясь ни до чего не дотрагиваться, я еще раз осмотрела комнату. Она была узкой, и мебели в ней помещалось немного. Кровать, платяной шкаф, тумбочка с маленьким телевизором (второй, большой, стоял в гостиной), стул.

Я достала из сумки хирургические латексные перчатки и открыла тумбочку. Книжки, старые журналы, фотоальбомы, тощая стопка писем, перевязанных синей тесьмой. Развязав тесьму, я быстро просмотрела корреспонденцию и открытки. Ничего интересного: письма от маленькой Вали к родителям из деревни и пионерского лагеря, поздравительные открытки от украинской родни. Судя по штампам, послания старые – последнее письмо было получено два года назад.

Затем я просмотрела фотоальбомы. Фотографии тоже старые, почти все черно-белые. Маленькая девочка Валя на руках у мамы, у папы, под елкой в детском саду, на лыжах, за партой, на последнем звонке. Папин альбом из далекой молодости, мамин альбом той же эпохи: вот она с Аделаидой, совсем юная, Аделаида тоже молодая, но губы так же презрительно поджаты, и прическа та же, с какой я Белкину частенько видела во дворе, – поднятая надо лбом копна. Только на фото волосы были еще черными, а не седыми.

Альбома в красном плюшевом переплете в тумбочке не оказалось. Неужели убийца забрал его с собой? Но руки у Наташи, когда она выходила из подъезда, были пустыми.

Я обнаружила альбом в зале: он валялся на полу, рядом с диваном. Фотография Аделаидиного брата с детьми была на месте. Она держалась на клею, и я осторожно, чтобы не повредить края, оторвала ее и убрала в сумку. Потом принялась листать альбом, надеясь найти какую-нибудь зацепку. Но ничего подозрительного там не было, как не было и того маленького картонного прямоугольника, который Валентина спрятала под диванную подушку во время нашей первой встречи. Маленьких снимков оказалось всего пять: сама Валентина в далекой юности, с худым лицом и длинной косой через плечо, парочка ее подружек из той же эпохи. Были также фотографии ее мамы из разряда снимков на паспорт и Аделаиды собственной персоной в возрасте шестидесяти лет, о чем свидетельствовала надпись на обратной стороне.

Нет, Валентина не могла прятать от меня одну из этих невинных фотографий. Значит, была в альбоме какая-то другая карточка, а теперь ее нет.

Я подняла все диванные подушки, проверила в диванных зазорах, поискала на полу, отогнула край паласа. Ничего!

Обследовала все полы по сантиметру. Надо сказать, что они были чистыми, на паласе ни соринки – Валентина оказалась хорошей хозяйкой.

После этого я стала искать Валин мобильник, но его тоже нигде не было. Ни на столе, ни на диване, ни в сумочке, содержимое которой я перетряхнула. Не было вообще ничего, достойного внимания. Не оказалось, кстати, и записной книжки, хотя у любой уважающей себя женщины она должна быть. Не знаю, как насчет записной книжки, но мобильник у Вали точно имелся, именно с него она мне звонила и сообщение посылала. А теперь его нет. Что это может значить? Только одно: убийца забрал его с собой.