Келли прочищает горло, и Тристан отрывает от меня взгляд.

— Этот тест огромен, — подчёркивает она. — Не просто еженедельный тест, Трис, а полный обзор всего, что мы прошли за семестр. Я практически ничего не помню из того, что было в течение первых недель занятий. А ты, Алекс?

Киваю, не в силах вымолвить ни слова. Моё сердце, кажется, подпрыгивает в груди, как баскетбольный мяч, и не уверена, что виной тому эспрессо в моём латте.

— Не проблема, — беззаботно говорит он, протягивая руку, чтобы схватить мой учебник. Я бормочу что-то в знак протеста, но он игнорирует меня, склоняя голову над страницами и начиная их листать. Его волосы падают на лоб, каштановые, подсвеченные золотом и такие соблазнительные. Так и искушая меня откинуть их. Пробежаться по ним, потому что они такие мягкие, и мне нравится, как они льнут к моим пальцам…

Издав раздражённый звук в горле, поднимаю глаза на Келли и посылаю ей строгий взгляд, который говорит, что я, чёрт возьми, не могу поверить, что это происходит. Но она только улыбается и шевелит бровями.

И так начинается час абсолютной, чистой пытки. Не только из-за обзора статистики, потому что она довольно трудна. Нет, худшая часть всего этого — сидеть рядом с Тристаном, слушать, как он говорит, смотреть, как его руки двигаются по бумаге, когда он показывает формулу или постукивает по книге, разложенной перед нами, чтобы указать на что-то конкретное. У него красивые руки.

Красивые руки с длинными пальцами, широкими ладонями, руки, которые знали, как прикасаться ко мне. Теперь они растрачиваются на бумагу и учебники, разбираются в проблемах статистики и изо всех сил стараются заставить меня сосредоточиться. Но у меня не получается. Не могу сосредоточиться, когда всё, что я могу — это чувствовать его. Чувствовать его запах. Сейчас его волосы сухие и вьются вокруг ушей и шеи. У него всё ещё есть щетина на челюсти и подбородке, что свидетельствует о том, что сегодня утром он не брился, и мне хочется её почувствовать. Провести руками по его лицу и почувствовать, как щетина колет мне ладонь.

Очевидно, я схожу с ума. И, скорее всего, провалю этот тест, потому что не запомню ни слова из того, что он говорит.

— Ты такой умный, Тристан, — повторяет Келли уже в двадцатый раз. — Не знаю, что бы мы без тебя делали.

Я ничего не говорю, потому что мне он совершенно не помогает.

— Мне нужен ещё один кофе, — Келли поднимается, и меня охватывает паника. Я должна пойти с ней. Или сходить в туалет — всё, что угодно, лишь бы не оставаться с Тристаном наедине.

Но ничего из этого я не делаю. Я просто сижу, разинув рот от ужаса, в то время как Келли направляется к стойке, чтобы сделать заказ. Чувствую, как Тристан пялится на меня, но продолжаю смотреть вперёд, сдерживая лёгкий вздох, который зарождается, когда он нежно берёт меня за руку и переплетает наши пальцы вместе.

Как он и сказал прошлой ночью, между нашими ладонями образуются искры, посылая след тепла вверх по моей руке, пробегая по венам. Я с трудом сглатываю и двигаю челюстью, пытаясь придумать, что сказать, но он опережает меня.

— Ты не слушаешь, что я говорю, не так ли?

Его грубый голос растопляет мою решимость, и я осмеливаюсь взглянуть на него. Но всё ещё не могу придумать, что сказать.

Он, должно быть, думает, что я идиотка.

Его улыбка нежная в отличие от привычной, дерзкой ухмылки, которой он обычно улыбается мне, и я тут же настораживаюсь.

— Тебе всё понятно? Или всё это просто выше твоего понимания?

Скривив губы, пожимаю плечами. Я не хочу говорить ему, что не понимаю, потому что сам звук его голоса слишком отвлекает. Или тот факт, что я чувствую его чистый, мыльный запах, и от этого, кажется, становлюсь такой тёплой и пушистой внутри. Я даже не могу говорить, потому что он прикасается ко мне, его пальцы обвиваются вокруг моих…

— Александрия, — мой взгляд останавливается на его губах, стоит ему произнести моё имя. Мне нравится, как он его произносит, как складываются его губы, тот маленький проблеск языка, который виднеется, когда он спотыкается на втором слоге. — Ты что, онемела? Оглохла? Чёрт возьми, а, может, и то, и другое? Блин, ты что, перевоплотилась в Хелен Келлер?

Я отпускаю его руку и толкаю в плечо, отчего он смеётся.

— Прекрати, — бормочу я.

Его смех затихает.

— Серьёзно, ты хочешь, чтобы я ещё раз повторил? Я знаю, что конкретно этот раздел сложен, — он переворачивает страницы моей книги, указывая.

Я накрываю его руку своей, Тристан поворачивается и смотрит на меня.

— Почему ты так добр ко мне?

Это вполне оправданный вопрос. Он не делает ничего хорошего. Он сам об этом заявил вчера вечером. И доказывал это снова и снова. Так с какой стати ему помогать нам готовиться к тесту? Он уже прошёл этот курс. Ему следовало бы спать или валяться в постели с какой-нибудь хорошенькой девушкой, а не тратить время на то, чтобы учить нас с Келли статистике.

Его губы приоткрываются, а глаза становятся пустыми. Словно опускается занавес, скрывая любые эмоции, которые он, возможно, испытывал всего мгновение назад.

— Я делаю это ради Келли.

Я медленно качаю головой.

— Не лги мне, Тристан.

— Может, я хочу залезть тебе в трусики? Таким образом, ты будешь мне должна? — он поднимает брови.

Ладно, всё-таки проблеск настоящего Тристана присутствует. Наверное.

— Значит, теперь ты меняешь свои навыки статистики на секс?

Он улыбается.

— Любые средства хороши, так ведь?

— Ты всё ещё хочешь заняться со мной сексом?

— Тебе не нужно напрашиваться на комплименты, — он тянется к моему лицу, прижимает большой палец к уголку моих губ. — Я бы трахнул тебя прямо сейчас в уборной, если бы ты сказала, что готова к этому.

— Фу, мерзость, — я уворачиваюсь от его руки, и он хихикает. Очень надеюсь, что он шутит. Ну, вроде того. Находясь здесь с ним вот так, ведя себя как обычно воскресным утром, в «Старбаксе», я не знаю, что и думать. Что чувствовать. Он… такой милый. Пытается нам помочь, терпеливо всё объясняет, шаг за шагом повторяя каждый пример. Кто знал, что в Тристане это есть?

— Я должен что-то хотеть от тебя, предлагая свою помощь?

— Не знаю. А ты хочешь? У меня такое чувство, что обычно ты никому не помогаешь.

Он хмурится.

— Нет.

Тристан

Но я