– Странно, а я почему-то была уверена, что ты доктор.

– Хотел когда-то учиться на врача, но передумал.

– Да? Жалко… А я бы хотела быть врачом. Лечить, помогать. Вообще, я слышала, что у всех болезней одна и та же причина.

– Какая же?

– Слизь.

– Слизь?

– Ну да, слизь, мокрота.

– Не знаю, не слышал раньше такой теории.

– А как ты думаешь, если активированный уголь принимать по три раза в день, можно вылечиться от всех болезней? Говорят, он выводит яды.

– Я не врач, конечно, но думаю, что нельзя. Если б все было так просто, люди давно бы уже ничем не болели.

– Да? Ну вот… А я вчера этого угля целый мешок купила! Что же мне теперь, все выбрасывать? На, вот тебе пакетик. Дарю.

Я засмеялся, Джамила засмеялась вслед за мной. Массируя мою ногу, она надавила так сильно, что я чуть не вскрикнул. Изо всех сил напряг мышцу, чтобы не было так больно.

– Ой, прости, прости, я тебя слишком сильно тискаю. Признавайся, ты плохо обошелся со своей девушкой? Вот тебе наказание. Да нет, шучу, ты, кажется, хороший мальчик. Слушай, а ты не знаешь, что надо делать с фибромой?

– С чем?

– С фибромой. Это такая штука внизу живота, там, где все женское. Я сначала думала: рак. Но потом мне сделали рентген и сказали, что это фиброма. Что мне с ней делать? Удалить? Боюсь. Я из‐за нее забеременеть не могу, а удалить боюсь. Мы с ней вроде как давние друзья уже. Помню, мы с бойфрендом… то есть с бывшим бойфрендом занимались сексом, и я у него спрашиваю: ты там чувствуешь что-нибудь странное? А он такой: нет, не чувствую. У нас про таких говорят «матумбу»[44]. А расскажи мне про свою работу.

– Работа как работа, даже не знаю.

– А что ты любишь делать в свободное время? Например, приглашаешь когда-нибудь девушку в бар? А в Нью-Йорк когда поедешь? Привезешь мне оттуда орехи, которые выглядят как человеческий мозг?

– Грецкие? Разве их тут нет?

– По-моему, нет. Хочешь пощупать мою фиброму? Только мне для этого надо лечь. Ты встань, а я лягу. Надо лечь, чтобы лечиться…

– Но я же не врач…

– Все равно. От тебя исходит хорошая энергия.

Я слез с массажного стола, запахнул халат. Джамила легла на мое место. Задрала кофту, чуть приспустила юбку.

– Дай руку. Вот здесь. Чувствуешь?

– Чувствую, – соврал я. – Хочешь, помассирую?

– А это поможет?

– Не знаю.

Повторяя про себя, что ничего хорошего из этого не выйдет и надо срочно взять себя в руки, я попытался представить себе дом, в котором живет Джамила. Небось где-нибудь в муссеках. Одна из тех халуп из необожженного кирпича, крытых листами старого оцинкованного железа. Циновочная занавеска вместо двери. Внутри – кровать или просто матрац на земляном полу, а рядом – мешок с активированным углем от всех болезней. Ни на что другое воображения не хватило.

– Слушай, Джамила, а сколько тебе лет?

– Тридцать четыре, а что?

– Странно, ты выглядишь гораздо моложе.

– Не выгляжу я моложе, – засмеялась Джамила. – Просто здесь темно, и ты не можешь меня как следует разглядеть. Вот смотри. – Придвинувшись ко мне, она скорчила смешную рожицу. – Ну как?

– Двадцать три, максимум двадцать пять.

– А знаешь, у меня есть и другая работа кроме этой. Рассказать? Я руковожу компанией, которая занимается поставкой школьных принадлежностей. Я не хвастаюсь, просто рассказываю.

– И какую из двух работ ты больше любишь?

– Ту. Но у этой тоже есть свои преимущества. Например, теперь у меня появился дружок из Нью-Йорка, и я этому рада.

– Я тоже рад.

– Да нет, ты небось будешь потом рассказывать своим нью-йоркским друзьям, какая чокнутая массажистка тебе попалась в Луанде. А ты завтра придешь ко мне на массаж?

– Вряд ли. Завтра меня в этой гостинице уже не будет.

– Ну, тогда пока. Спасибо, что ты такой приятный молодой человек.

– Тебе спасибо. – Я подошел к шкафу, порылся в кармане упавших с вешалки брюк, вытащил бумажник и протянул Джамиле чаевые.

– Благодарю, – сказала она деловым тоном и быстро вышла из комнаты.

В следующий раз я увидел ее, когда вышел в предбанник. Она болтала с другой девушкой, выглядевшей еще моложе, чем сама Джамила. Завидев меня, вторая девушка подошла к администраторской стойке и забарабанила по клавиатуре кассового аппарата.

– С вас пятнадцать тысяч кванз.

Я снова полез в карман брюк, из которого немедленно выпал подаренный мне пакетик активированного угля. Я улыбнулся Джамиле, на что она подчеркнуто сухо сказала «адэуш»[45]. Потом мы столкнулись в коридоре и поглядели в разные стороны, делая вид, что не замечаем друг друга. Но боковым зрением я заметил (или мне показалось, что заметил), как она украдкой бросила на меня быстрый взгляд.

Вернувшись к себе в номер, я открыл почту и увидел сообщение от Лены: «Мама умерла».

Гастрольные приключения начались почти сразу. Отрекомендовавшись асом-водителем, Колч сел за руль внедорожника «форд-бронко», одолженного у Хьюза-старшего (то ли с его ведома, то ли без), а Пита определили в штурманы. Оба они, водитель и штурман, изрядно справлялись со своим делом, но уехали недалеко: километрах в пятидесяти от Олбани у них кончился бензин. Еще перед выездом штурман Пит заметил, что стрелка бензобака тревожно подергивается в окрестностях нулевой отметки. Однако водитель и предводитель Колч рассудил, что им сейчас не до заправки – хватит задержек, и так весь день провозились со сборами, с динамиками и барабанами Клаудио, которые так и не удалось впихнуть, так что придется ориентироваться на месте, то ли напрокат брать, то ли что, но это фигня, не суть, а суть в том, что вон уже темнеет, а он, Колч, не дальнобойщик, чтобы рулить всю ночь, пока они, суки, будут дрыхнуть, он вообще, сука, скоро никуда не поедет, так что, если они хотят попасть в гребаный Торонто, выезжать надо сию минуту, а заправиться они всегда успеют, бензоколонки на каждом шагу. Против такой риторики возразить было нечего, и все безропотно погрузились в хьюз-мобиль. Когда же эта старая махина, измученная нехваткой горючего и избытком музыки Sheer Terror, забилась в голодных конвульсиях, Колч отчего-то страшно развеселился и, до упора выжимая педаль газа, завопил нечто вроде «Едем-едем на лошадке, но, но, но!». «Day by day you pave the way», – подпел ему вокалист из Sheer Terror, после чего вся музыка разом заглохла. Стоп машина. «Где это мы, Пит?» Тусклый свет, припорошенная равнина с редкими мачтами сухостоя, больше ничего.