Отечественным исследователем Ю. И. Смирновым сообщается, что работа сотрудников Иностранной коллегии дала свои плоды: уже к январю 1919 г. наблюдались первые попытки уклонения французских солдат от приказов офицеров, их отказ выступать против Советов, возникновение организованных восстаний матросов на французских кораблях[640]. Доподлинно установить эффект деятельности Иностранной коллегии трудно, тем не менее очевидно, что определенные успехи эта активность все же имела.

Именно к работе Иностранной коллегии присоединились в феврале 1919 г. прибывшие из Москвы опытные французские агитаторы Ж. Лябурб, А. Барбере, Ж. Гельфер, Р. Дейме. Жанна Лябурб по приезде поселилась у сторонников большевиков – в семье Горшковых, а А. Барбере – в одной из окрестных деревень. Ж. Лябурб (подпольный псевдоним— «Миронова»)[641], было поручено руководство французской секцией Коллегии (до нее работой французской секции руководил Михаил Штиливкер[642]). Кроме того, она стала членом Президиума Иностранной коллегии, который работал в сотрудничестве с местной компартией и занимался вопросами пропаганды[643].

Современники отмечали, что приезд на юг опытной революционерки Ж. Лябурб усилил пропагандистскую сферу большевистской деятельности. Она активно подготавливала тексты для листовок и статей в газете «Le communiste», принимала участие в заседаниях обкома и Президиума Коллегии и, в целом, по словам современника В. Деготя успешно руководила французской секцией Иностранной коллегии[644]. Кроме того, эта француженка вела устную агитацию среди французских военнослужащих и читала лекции согражданам[645]. Судя по всему, Ж. Лябурб обладала ораторским мастерством и харизмой, поскольку ей удавалось внушить французским солдатам идеи большевиков. Военнослужащие, в свою очередь, не только внимательно ее слушали[646], но и сами проявляли желание общаться с ней[647].

Приезд агитаторов из Москвы несколько оживил деятельность Коллегии, и ее работа стала более плодотворной. Пользуясь свободой и действуя с размахом[648], подпольщикам удавалось различными путями проникать в среду солдат и моряков и разубеждать их воевать против русского народа. Например, Я. Елин переодевался матросом и проникал на военные суда, где выступал перед моряками[649], а Ж. Лябурб удалось склонить к восстанию против офицеров французских солдат из 176-го и 153-го пехотных полков одесского гарнизона и часть экипажей военных кораблей «Ренан», «Жан Барт» и «Жюстис»[650]. Это произошло, в том числе, благодаря слаженной и успешной работе Иностранной коллегии.

Благодаря частому общению с иностранными солдатами и матросами агитаторам удавалось привлечь их на сторону подпольщиков. Нередко военные сотрудничали с Иностранной коллегией и по поручению ее сотрудников распространяли газеты и листовки в своих частях и на кораблях. Советский исследователь В. Коновалов приводит воспоминания нескольких солдат, которые были свидетелями агитационной работы сотрудников коллегии. Так, французский военнослужащий Марсель Тондю вспоминал, что к ним в казармы приходили как говорившие на французском языке агитаторы, так и те, кто не владел языком, но имел при себе список наиболее употребляемых в общении французских слов и необходимый для агитации текст с русским переводом. С помощью таких «шпаргалок», а порой и жестами, мимикой, агитаторы призывали солдат отказаться от борьбы с большевиками. Другой очевидец – французский матрос (его имени исследователь не сообщает) – вспоминал, что он и другие матросы часто выходили в город и встречались с агитаторами, которые их просвещали[651]. Это свидетельствует о том, что иностранные военнослужащие охотно шли на контакт с подпольщиками и в целом с местным населением города, несмотря на запрещающие это приказы командования.

Однако в ночь с 1 на 2 марта 1919 г. И сотрудников Иностранной коллегии были вычислены и схвачены[652]. Есть мнение, что местонахождение Лябурб и других сотрудников Коллегии было вычислено по доносу – и они были схвачены белогвардейской контрразведкой[653]. Исследователь В. Е. Мельниченко со слов А. Залика, вспоминавшего в 1925 г. о событиях той ночи, приводит также данные, что накануне за Ж. Лябурб велась слежка[654]. Несмотря на то что данные о том, кто именно арестовал подпольщиков, расходятся (нередко в источниках встречается информация, что арест подпольщиков был делом рук французской разведки[655]), по мнению автора, очевидно, что слежка и арест подпольщиков – дело рук белогвардейцев, поскольку в первую очередь именно они были заинтересованы в прекращении большевистской пропаганды. Схваченных активистов избивали, допрашивали и в ту же ночь расстреляли у второго еврейского кладбища без суда и следствия. В числе расстрелянных были Ж. Лябурб, Я. Елин, М. Штиливкер[656], А. Винницкий[657] и несколько непричастных к подпольной работе людей[658]. Некоторым все же удалось спастись (А. Залик, В. Деготь[659]и С. Ратков[660] [661]) и поведать о случившемся в ЦК РКП(б)11.

Весть о смерти Ж. Лябурб быстро дошла до ее коллег по Французской коммунистической группе Москвы, и, как было отмечено, состоялась траурная встреча в ее честь. Любопытно, но даже в деле Ж. Садуля, собиравшегося французской разведкой, есть анонимная записка о Ж. Лябурб. Эта записка гласит, что Ж. Лябурб убита «русскими белогвардейцами и французскими реакционерами, отправленными Клемансо на Украину для подавления рабоче-крестьянского правительства». Кроме того, отмечено, что француженка работала «с полной отдачей в деле пропаганды коммунистических идей во франкоязычных кругах» и «была для своих товарищей примером преданности, самоотверженности и храбрости»[662]. Однако очевидно, что данный документ не подготовлен сотрудниками разведки, а найден и добавлен ими к делу о Ж. Садуле, чтобы дополнить картину его деятельности и контактов в России.

После расстрела коллег деятельность Иностранной коллегии не прекратилась. Агитаторы были вынуждены уйти в глубокое подполье, но по-прежнему издавали газету «Le communiste» два раза в неделю на французском и польском языках[663], проводили митинги[664], вели агитационную работу среди рабочих на заводах и фабриках[665]. Но до установления в Одессе советской власти в апреле 1919 г. большевистское подполье находилось в крайне тяжелых условиях. Подпольщики оказались между, с одной стороны, белогвардейцами, с другой стороны – войсками стран Антанты, с третьей стороны – петлюровцами[666]. Наконец, Одесса в этот период была наводнена бандитами и спекулянтами, что тоже осложняло агитационную работу.

Сотрудники Иностранной коллегии направляли в Москву телеграммы, сообщавшие обо всех трудностях, с которыми они столкнулись. Им были крайне необходимы люди, поскольку, как сообщалось, осталась всего «пара французских агитаторов, и они не справлялись с работой»[667]. Были просьбы прислать опытных организаторов, литературу и денежные средства для продолжения агитационной работы[668]. Это затишье продлится недолго, и Иностранная коллегия вновь развернет свою деятельность после установления