— Спасибо, — проворчал Марк.

— Я это к тому, что тебе старушка Инес не пришпилит козлиные рога и ослиные уши, а мне, случись это со мной, глядишь, пришлось бы неделю сидеть взаперти, ожидая, когда она надо мной сжалится.

— Ты серьёзно? — не поверил Марк.

— Я слишком много выпил, и потому распустил язык, — Филбертус вылил остатки вина из кувшина в свой кубок. — Есть ещё? Может, сходим, поищем?

— Нет, — покачал головой Марк. — Лучше я пойду домой и лягу спать. А утром, надеюсь, мне придёт в голову какая-нибудь светлая мысль.

— Ладно, береги себя, — кивнул придворный маг и, поднявшись, ушёл.

Посмотрев ему вслед, Марк подумал, что он всё-таки отправится искать ещё один кувшин вина.

Он вернулся домой уже ночью и, поднявшись по лестнице, остановился на галерее, задумчиво глядя на дверь спальни, а потом покачал головой и пошёл в свой кабинет. Несмотря на поздний час, он чувствовал, что не сможет сейчас уснуть, и ему не хотелось ворочаться в постели без сна, рискуя случайно разбудить Мадлен, ведь если она не встретила его внизу, значит, крепко спит.

«Пусть спит», — подумал он и, войдя в кабинет, снял плащ и перевязь с мечом, а потом расстегнул ремень и тоже бросил его на лавку у окна. Огонь в камине почти догорел, видимо, слуги протопили его вечером, чтоб здесь было не так промозгло. Света от тлеющих углей едва хватало, чтоб были видны очертания предметов, но он не стал зажигать свечу. Подойдя к окну, он выглянул на улицу. Дождь закончился, но булыжная мостовая слегка блестела в свете редких фонарей. На душе у него было тревожно. Он завершил своё расследование, но так и не нашёл две важные его составляющие. Большой изумруд, предназначавшийся для новой короны Жоана, исчез вместе с таинственным рыжим менестрелем, а неизвестную даму, погубившую из-за этого камня купца Пессона и едва не сведшую в могилу королевского ювелира, ему так и не удалось найти. Была ли это действительно госпожа Барбара, которую до сих пор упорно, но безуспешно разыскивали колдуны из Белой башни, или какая-то другая женщина? Что это был за страшный яд, превращающий людей в ходячих мертвецов? И что это за странное имя: принцесса Морено? Что нужно в Сен-Марко этой особе, и какие беды она ещё принесёт?

Он услышал, как за спиной скрипнула дверь, и подумал, что это Монсо, как бывало часто, засиделся в своей каморке за работой или за чтением книги. Он хотел спросить его об этом, обернулся, и в тот же миг что-то острое и тонкое, как игла, вонзилось ему в шею. Его дыхание вдруг перехватило, ноги подкосились, и он провалился куда-то в темноту.

Он очнулся оттого, что услышал голос отца. Он понял, что болен, у него раскалывалась голова и всё тело занемело. Отец был напуган, он звал его по имени и хлопал по щекам, не больно, но ощутимо. Конечно, это был отец, кто ещё стал бы обходиться с ним так бесцеремонно и при этом так заботливо. В голосе звучала тревога на грани отчаяния. «Я так болен?» — подумал он. А потом из ровного гула послышались какие-то крики, шум, грохот. Он с трудом открыл глаза и увидел над собой перепачканное сажей лицо Монсо.

— О, благодарю Святую Лурдес, ты, наконец, очнулся, мой мальчик… — выдохнул секретарь и откинулся назад.

Марк понял, что находится на улице, лежит на мостовой. Рядом с ним сидели испуганный мажордом и лакей… он опять забыл его странное имя. Вокруг бегали люди, а где-то высоко горел огонь. Он посмотрел туда и невольно поднялся, со смятением глядя, как из окон второго этажа его дома вырывается пламя. Собравшиеся вокруг люди кричали про пожар, кто-то тащил вёдра с водой, из распахнутой входной двери вырывался горячий воздух, там уже мелькали рыжеватые отсветы, и это значило, что со второго этажа огонь готов переползти на первый.

А потом он услышал крик жены. Он поднялся, опираясь на руки секретаря и лакея, и пошёл к ней. Служанки с трудом удерживали Мадлен, которая отчаянно кричала и пыталась вырваться. И только разобрав, что она кричит, он взглянул наверх и тут же кинулся к дверям. Огонь постепенно подбирался к крайним окнам, туда, где была детская. Валентин остался там, в своей кроватке. Марк понимал, что должен подняться и вынести его оттуда, но ноги не слушались, к тому же на плечи ему тут же навалился Монсо, что-то отчаянно шепча на ухо. Он пытался как-то успокоить и отговорить его от заведомо смертельного поступка, но в его голосе было столько боли и отчаяния, что сердце Марка сжалось ещё сильнее. Он понял, что не сможет пройти через огонь и спасти пасынка, у него, может, не хватило бы сил даже чтоб просто подняться наверх. В голове всё ещё шумело, и ноги плохо слушались.

Рядом рыдала на руках плачущей няни Мадлен, а он отчаянно смотрел наверх, на ещё тёмное, самое крайнее окно, с ужасом ожидая, что и там появятся рыжие отсветы, а следом и языки пламени. Может, потому он и заметил странное движение на крыше, и, приглядевшись, различил чёрную тень, соскользнувшую на карниз под окнами второго этажа. Он не мог понять, кажется ему это или кто-то действительно с ловкостью бродячего акробата идёт по карнизу. И в этот момент рама на окне хрустнула и сломанными переплётами ввалилась внутрь. Фигура исчезла в поваливших ей навстречу клубах чёрного дыма, а спустя мгновение рыжие отсветы в соседнем окне погасли, за ним осело пламя в следующем. Огонь постепенно отступал от детской, и вскоре его нудный жуткий вой смолк, и верхние окна застыли немой темнотой.

А затем фигура появилась снова. Он неясно видел её, но понял, что она несёт, прижимая к себе, что-то белое. Она снова скользнула вверх на крышу и исчезла из виду. Марк высвободился из рук Монсо и пошёл к углу дома. Никто не обратил на это внимания, все были озадачены тем, что пожар вдруг сам собой закончился, радовались, что огонь не перекинется на другие близко стоявшие дома и склады, и обсуждали, насколько безопасно будет войти внутрь.

Марк завернул за угол и остановился, глядя на крышу своего дома. У него кружилась голова, и слезились глаза, и всё же он заметил наверху что-то белое, которое быстро полетело вниз. Он испуганно рванулся вперёд, но в следующий момент замер, потому что в нескольких шагах от