она считала монеты и записывала результаты подсчётов в большую амбарную книгу, Хуан сидел рядом на пуфике и смотрел на неё влюблённым взглядом, не проявляя ни скуки, ни недовольства. Она закончила и ещё какое-то время обсуждала с Симонеттой хозяйственные дела, а он всё так же сидел, мило улыбаясь и не производя ни малейшего шума. Графиня изредка бросала на него взгляды, как бросают их между делом на полюбившуюся безделушку или красивую картину и, судя по всему, считала его весьма неплохим приобретением.

Было уже далеко за полночь, когда Симонетта отвезла графиню в гостиную, где стены были обиты синим атласом, гардины на окнах были синего бархата, а обивка диванчика и кресел сделана из узорчатого синего сукна. На столе стояли зажжённые свечи, в камине горел огонь.

— Я сяду сюда, — графиня указала Симонетте место, куда следует поставить кресло. — Так между нами будет стол, отсюда я вижу всё, а у неё дверь окажется за спиной. Хуан, ты будешь стоять рядом со мной. Что б она ни говорила, не реагируй. Только если она попытается напасть, ты должен меня защитить. Ты понял?

— Конечно, меня учили этому, — заверил он и встал, куда ему указали.

— Как только она придёт, приведи её сюда, — велела графиня камеристке. — После этого встань за дверью и слушай. Пусть Пьер и Жюстен будут наготове.

После этого Симонетта удалилась, и вскоре в комнату вошла высокая дама в чёрной накидке, лицо которой было спрятано под плотной вуалью. И всё же Хуан разглядел за тонкой чёрной сеткой гладкое белое лицо и блеск тёмных глаз. От гостьи пахло чем-то знакомым, хотя и не слишком приятным. Этот запах, чересчур резкий для его чуткого носа, вызывал тревогу. Впрочем, он не показал этого, просто стоял рядом, опустив взгляд в стол, и только внимательно прислушивался к происходящему.

— Я просила принять меня с глазу на глаз, — произнесла дама, тревожно взглянув на него.

— Я старая женщина, — слабым голосом произнесла графиня, свесив голову так, словно ей тяжело было её держать. — Я нездорова, и мне в любой момент может понадобиться помощь. Этот юноша глух и нем от рождения, и его совершенно не интересует, что вы тут будете говорить.

Дама снова посмотрела на него, а он так и стоял возле кресла графини, безучастно глядя в стол, отчего казался статуей.

— Если вы не готовы пойти на уступки мне, — проскрипела графиня, — то, боюсь, наш разговор не состоится.

— Как хотите, — с лёгким раздражением пожала плечами дама, называвшая себя принцессой Морено, а Хуан отметил, что она сравнительно молода, но уже не юна. У неё был глубокий грудной голос, и довольно лёгкие порывистые движения.

Она села на стул напротив графини, и та вопросительно взглянула на неё.

— Чем я могу быть вам полезна, мадам? — спросила она.

— Я принцесса, потому зовите меня «ваше высочество», — резко произнесла незнакомка. — Я — дочь альдора, правда, незаконнорожденная, потому обо мне мало кто знает. Я здесь по делу. Мне стало известно, что в ваши руки попал некий предмет, который интересует моего отца. Он намерен выкупить его.

— О чём вы? — насторожилась графиня.

— Ваше высочество! — требовательно напомнила незнакомка. — Об изумруде, который недавно привезли в город. Мой отец не может позволить, чтоб этот камень украсил корону его геополитического противника, он желает видеть его в своём венце. Это вопрос чести, а потому я желаю получить его. Вы готовы продать мне изумруд размером с голубиное яйцо?

— Какой ещё изумруд? — очень естественно удивилась старушка, подслеповато взглянув на неё. — Откуда у меня такая редкость? Я не так богата, чтоб покупать драгоценности. Всё, что у меня есть, — это остатки прежней роскоши, полученной мною от поклонников в те далёкие времена, когда я была молода и красива. Я живу в большом доме недалеко от королевского дворца, но, чтоб содержать его, я вынуждена сдавать нижние залы под салон. Где ж мне купить такой изумруд!

— А кто сказал, что вы его купили? — вдруг гневно, как дикая кошка, прогудела принцесса Морено. — Я даю вам шанс продать его и получить за него хорошие деньги, хотя могу просто забрать его, и вы даже не сможете пожаловаться на кражу, поскольку сами являетесь воровкой.

— О чём вы? — встревожилась графиня.

— Я заберу у вас изумруд. Вы сами отдадите его мне. У меня есть способ заставить вас сделать это… — с угрозой произнесла гостья. — Я уже проделывала такой фокус. Купец Пессон поплатился жизнью за своё упрямство, впрочем, как и королевский ювелир. Теперь, судя по всему, ваша очередь.

— Вы угрожаете мне! — прорычала своим грозным басом старушка, выбираясь из кучи шёлковых тряпок, но её соперница лишь рассмеялась.

— На что вы рассчитываете? — воскликнула она. — На тех олухов, что, как вы думаете, подслушивают под дверью? Вы и правда решили, что я пришла сюда одна? Твои шпионы уже лежат рядком на полу! А с этим мальчишкой я справлюсь сама! Отдай мне изумруд и не пострадаешь!

Принцесса Морено вскочила, отшвырнув в сторону свой стул. Графиня снова утонула в кружевах, испуганно прижав кулачки к груди. Хуан остался неподвижным, наблюдая за происходящим. Он не торопился вмешиваться, размышляя, что было бы неплохо, если б эта авантюристка вынудила старуху раскрыть местонахождение тайника, и не тронула бы его самого. Он бы даже позволил ей подержать изумруд в руках, а после…

Додумать он не успел, потому что принцесса Морено сунула руку в свою сумочку-кисет и вытащила то, от чего его глаза в ужасе расширились. Он отпрянул назад, а она навела на него полую трубочку, в которой он распознал дуло пневматического пистолета. Её палец лежал на спусковом крючке. В следующий момент дверь в комнату распахнулась, и в синюю гостиную ворвался барон де Сегюр. Дама в чёрном обернулась, а он в тот же миг резким движением выбил у неё из руки пистолет и схватил её за локоть. Она гневно взвизгнула, вырываясь, но в гостиную уже вбегали какие-то люди в чёрном.

А потом раздался грохот, и вся комната вмиг заполнилась чёрными клубами удушающего дыма. Раздались крики, шум, тревожной сиреной разнёсся по этажу возмущённый вопль графини, перешедший в тяжёлый кашель.

— За ней! — приказал барон де Сегюр и первым выбежал из гостиной, за ним устремились его сыщики.

Хуан добрался до окна и, отодвинув задвижки, распахнул створки, впуская в комнату холодный сырой воздух ночи.

Марк был раздосадован. Второй раз он упустил эту женщину, и опять так же. Оправданием ему могло служить только то, что он не