от которых у политиков случаются кошмары. Она состояла в необходимости произвести назначение на пост, к которому стремились двое более сильных соперников (Отис и Хатчинсон), — пост верховного судьи, освободившийся после смерти Сэмюэля Сьюэлла. На тот момент пятидесятивосьмилетний Отис являлся спикером палаты и пользовался большим влиянием в ней, а также среди фермеров внутренних колоний. Он утверждал, что Уильям Ширли (губернатор с 1741 по 1756 год) обещал назначить его на этот пост в верховном суде, как только появится вакансия. Вакансия в сентябре открылась, но Фрэнсис Бернард по вполне понятным причинам не чувствовал себя обязанным выполнять обещание Ширли. Разочаровать Джеймса Отиса и его родственников и сторонников означало напрашиваться на неприятности, поэтому Бернард, мечтавший просто о спокойном и выгодном губернаторском сроке, медлил в нерешительности[135].

Кроме Отиса на эту должность претендовал, конечно, только Томас Хатчинсон, которому в 1760 году было 49 лет. Он, как и Отис, происходил из массачусетской семьи. Истэблишмент Массачусетса не считал ее вполне безупречной, ведь одной из ее основательниц являлась прапрабабушка Томаса Энн Хатчинсон — знаменитая антиномистка, которую изгнали из колонии в 1638 году. Томас Хатчинсон не имел духовных пристрастий и вряд ли мог заслужить изгнания: солидный выпускник Гарварда, осторожный и успешный купец и непревзойденный совместитель. Совместителем в Массачусетсе XVIII века не обязательно был священник, владеющий несколькими бенефициями; Хатчинсон собирал государственные должности. В 1760 году он был членом совета, вице-губернатором колонии, командующим Касл-Айленда и судьей по наследственным делам в округе Саффолк. Эти должности приносили ему 400 фунтов стерлингов в год[136].

Большой аппетит Хатчинсона вдохновил его семью следовать его примеру (только такое вдохновение и принималось во внимание в этом клане XVIII века). Его шурин Эндрю Оливер был секретарем провинции, судьей суда общегражданских исков в округе Эссекс и членом совета. Двое других его родственников по браку, Питер Оливер и Бенджамин Линд, являлись судьями верховного суда и советниками. Этот список нетрудно было бы продолжить.

Губернатор Бернард, возможно, счел, что оставить без пропитания это прожорливое племя неправильно, но, скорее всего, он думал, что Хатчинсон в качестве верховного судьи будет строже к контрабандистам, чем Отис. Так или иначе в ноябре Бернард назначил Хатчинсона, и борьба началась — борьба с семьей Отис, их сторонниками, включая многих купцов, а также большинством палаты, настроенной против администрации Бернарда — Хатчинсона[137].

Отису не составило труда сплотить вокруг себя врагов администрации, ведь Бернард и местный адмиралтейский суд вели грязную игру, подавляя контрабандистов. По закону конфискованное имущество полагалось делить на три равные части, из которых одну получал губернатор, вторую — чиновники, проводившие изъятие, а третью — провинция. Однако на практике провинция получала свою треть не в полном объеме, потому что из нее платили еще и осведомителям. По справедливости такие расходы следовало бы распределять поровну. Неизвестно, руководствовались ли Отис и поддерживавшие его купцы соображениями справедливости, когда после начала противостояния с администрацией они убедили палату представителей подать иск от провинции с требованием причитавшейся ей полной трети. Это дело тянулось весь 1761 год и оставалось открытым в 1762 году, когда вышестоящий суд во главе с судьей Томасом Хатчинсоном отменил постановление суда низшей инстанции и вынес решение против провинции[138].

Пока слушалось это дело, шел еще один процесс, имевший большое значение для интересов купцов. Он касался распоряжений о содействии — ордеров на обыск, с помощью которых сотрудники таможни приводили в исполнение навигационные акты, накладывая арест на товары, с которых не были уплачены таможенные пошлины. Эти ордеры потеряли силу со смертью Георга П, и их необходимо было продлить. Перед массачусетскими судами встал вопрос о законности распоряжений, отданных судом высшей инстанции. Этот суд не мог претендовать на юрисдикцию канцлерского суда, в рамках которой английский суд казначейства обычно издавал свои распоряжения, ведь он все-таки не мог привлекать к ответственности таможенное ведомство. Оксенбридж Тэчер, представлявший купцов вместе с Джеймсом Отисом-младшим, отметил этот момент в своих осторожных доводах против распоряжений о содействии после того, как Джеремайя Гридли, выступавший от имени таможни, заявил о приоритете нужд государства над личными свободами. Младший Отис пренебрег подобными юридическими тонкостями и апеллировал к конституции: распоряжения о содействии, по его мнению, нарушали основополагающие конституционные принципы, так что даже парламент не имел право их издавать. Томас Хатчинсон сохранял хладнокровие во время этой напряженной схватки и затем, проконсультировавшись с властями в Англии, признал законность распоряжений[139].

Одно противостояние породило другое: стороны обменивались язвительными замечаниями насчет контроля за политическими постами, применения таможенных законов и массы других вопросов. В 1763 году Бернард, безуспешно пытавшийся залечить гноящуюся рану неподходящим средством, предложил Отису-старшему вакантную должность судьи в округе Барнстейбл. Отис согласился и принялся работать в свойственной ему независимой манере. Бернарду больше повезло на следующий год, когда он смог сдержать назревавшее в палате недовольство Сахарным актом[140].

Неудивительно, что «народная» фракция, возглавляемая двумя Отисами, чувствовала себя совершенно подавленной накануне утверждения Акта о гербовом сборе. Когда легислатура собралась в январе 1765 года, всего лишь за месяц до внесения Акта о гербовом сборе в парламент, она обнаружила, что новые разочарования ему сулят не губернатор Бернард или Томас Хатчинсон, а Джеймс Отис-младший. Дело в том, что Отис предпринял одну из его странных перемен курса: сначала он проголосовал за губернаторского ставленника Ричарда Джексона, чем помог тому стать представителем колонии, а затем поддержал назначение Томасу Хатчинсону дополнительного жалованья как верховному судье, хотя успешно сопротивлялся этому тремя годами ранее.

Если такое поведение шокировало палату, то следующие действия Отиса потрясли всех, кто его знал. Весной Отис опубликовал два памфлета, которые вроде бы опровергали ту конституционную позицию, которую он выразил прежде в «Правах британских колоний» (1764)[141]. В этих двух новых работах признавалось главенство английского парламента, право парламента облагать колонии налогом и, что наиболее странно, утверждалось, будто бы колонии представлены в парламенте де-юре или даже де-факто.

Оцепенение, которое эти аргументы вызвали среди его друзей, возможно, удивило Отиса, который никогда не считал, что он отказался защищать права колоний. И в некотором смысле он был прав. Обе позиции основывались на том допущении, что парламент есть орган, решительно исправляющий собственные ошибки, а именно к этому Отис и призывал его годом ранее в «Правах британских колоний». В то время он искусно обосновывал права колоний, теперь же в статьях 1765 года он несколько скорректировал баланс, указав на верховенство парламента.

Для Массачусетса и для палаты допущения Отиса не имели ни малейшего значения. Было похоже, что он обратился