читателям, что она была принята. Newport Mercury напечатала не только ее, но также шестую (или седьмую) резолюцию:

Решено, что подданные Его Величества, жители этой колонии, не обязаны подчиняться какому-либо закону или указу, призванному обложить их налогом, за исключением законов или указов вышеупомянутой генеральной ассамблеи[128].

Newport Mercury, однако, опустила третью резолюцию, вошедшую в журнал палаты. Maryland Gazette напечатала все семь, а большинство других газет приводили тексты шести или семи[129]. Последняя резолюция (шестая в Mercury и седьмая в Maryland Gazette) звучала наиболее грозно и вызвала споры в палате. Французский путешественник настолько заинтересовался происходящим, что записал общий смысл последней резолюции:

Всякий, кто устно или письменно посмеет утверждать, что какой-либо человек или люди, помимо генеральной ассамблеи этой колонии, имеют право вводить налог на ее жителей, будет считаться ВРАГОМ ЭТОЙ КОЛОНИИ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА[130].

Даже отважные фанатики, остававшиеся в Вильямсбурге в конце мая, не хотели связываться с чем-то настолько опасным, но первые четыре резолюции, без сомнения, отражали преобладающее мнение делегатов, хотя их и смущала инициативность таких молодых людей, как Патрик Генри.

Эти последние дни мая обнажили поколенческий раскол в палате, хотя он не был глубоким, а других значительных разногласий в этом органе не наблюдалось. Конечно, имели место различия политические и общественные, однако они не проникли в официальные институты. Разумеется, эти способствующие расколу интересы появились вовсе не в палате горожан. Кстати, там, как и вообще в правительстве и политике Виргинии, доминировал интерес табачных плантаторов — жестких производителей, владевших землей и рабами и поставлявших главный продукт колонии в Англию и на европейский континент. Если палата была едина, то же самое можно сказать и о колонии в целом, потому что эти люди определяли весь курс ее жизни. В колонии существовали разные группы интересов (например, диссентеры на западе, баптисты, пресвитерианцы и методисты), но эти радикалы духа еще не пробились в руководящие ряды.

Каждая газета, писавшая о событиях в Виргинии, представляла их еще более вызывающими, чем они были на самом деле. Палата представителей приняла четыре резолюции; в Мэриленде напечатали шесть, а в Род-Айленде — семь. А истории, которые пересказывались в частных письмах и обсуждались в тавернах, в приходах, на городских собраниях и в залах суда, вносили все новые и новые искажения. В них неизменно упоминалась бравада Генри, но не его отступление.

III

Поскольку в Виргинии были сделаны официальные шаги, повсюду нарастало давление, подталкивавшее людей к аналогичным действиям. До конца 1765 года нижние палаты восьми других колоний одобрили резолюции, денонсирующие Акт о гербовом сборе и отказывающие парламенту в праве облагать налогами американские колонии. А в октябре состоялся конгресс против Акта о гербовом сборе, собравший представителей девяти колоний, в ходе которого были приняты аналогичные декларации колониальных прав[131].

Эти заявления отличались ясностью и убедительностью, из чего можно сделать вывод, что в их отношении легко удавалось достичь полного согласия. Вообще почти в каждом случае такая реакция на Акт о гербовом сборе позволяла приобрести политическое преимущество в долговременной борьбе. Там, где локальные противоречия были достаточно глубокими и острыми, акт еще больше усиливал конфликт.

Ни один из этих законодательных органов не принял резолюции до осени 1765 года. Большинство из них завершили весенние сессии к тому времени, как появились виргинские резолюции, и ни один из них не смог собраться с силами проявить столь же мощную инициативу. Пример Виргинии, а также летнее общественное оживление помогли им начать активные действия осенью. К началу 1766 года политика большинства колоний уже существенно отличалась от той, что была характерна для них в марте 1765 года, когда принимался Акт о гербовом сборе.

Массачусетс (где начались акты насилия и политика сильно трансформировалась) может служить поучительным примером политического противостояния, которое сначала сдерживало протест, а затем (когда он вспыхнул) усугубило конфликт. Действительно, давняя политическая вражда способствовала как минимум одному проявлению необузданного насилия — нападению на дом Томаса Хатчинсона — и общей неприязни к стремлению парламента вводить налоги на колонии. Дело в том, что эти политические разногласия в провинциях давали противникам налогообложения возможность запятнать своих врагов обвинениями едва ли не в измене Америке. Однако поначалу (весной 1765 года) политические раздоры и странный состав альянсов в Массачусетсе вызывали только паралич[132].

Самый серьезный политический раскол в Массачусетсе в 1765 году был связан с начавшимся ранее, еще в 1757 году, противостоянием между Джеймсом Отисом и Томасом Хатчинсоном. Слово «противостояние» для описания конфликта между Отисом и Хатчинсоном, пожалуй, слишком мягкое; они по-настоящему враждовали. Как это до сих пор нередко случается в политике, яблоком раздора послужил политический пост: сначала кресло в губернаторском совете, которого жаждал Джеймс Отис из Барнстейбла, а затем должность верховного судьи, о которой мечтали они оба. Отис надеялся, что в 1757 году палата изберет его в совет, а когда этого не случилось, он обвинил Томаса Хатчинсона. Эти двое и раньше оказывались противниками, например, когда проводились выборы в совет: Отис поддерживал действующего губернатора Томаса Паунолла, который опасался, что Хатчинсон претендует на его место[133].

Отис не придавал большого значения своему разочарованию вплоть до того момента, когда Фрэнсис Бернард сменил Томаса Паунолла на посту губернатора в 1760 году. Колонисты Массачусетса хорошо представляли себе, кто такой Фрэнсис Бернард, еще до того как увидели его своими глазами. Он был весьма типичным для колоний ставленником, назначение которого объяснялось его связями «дома». В его случае влиятельным английским покровителем выступал лорд Баррингтон — родственник Бернарда и секретарь по военным делам. Бернард ранее служил губернатором Нью-Джерси и считал это назначение недостойным своих способностей или, по крайней мере, не отвечающим его финансовым чаяниям. Бернарду требовались деньги, чтобы содержать свою растущую семью; из своего у него имелись разве что амбиции. К сожалению, ему не хватало не только денег, но и ума[134].

Бернард прибыл в колонию с инструкциями приводить в исполнение Сахарный акт, то есть бороться с контрабандистами. Есть причины считать, что он одобрял эти приказы, ведь губернатор получал треть от средств, вырученных от продажи конфискованных товаров. Бернард сразу же показал свой вес, пусть и небольшой, решив остаться в стороне от группировок Отиса и Хатчинсона, чтобы объединить свои интересы с Тингом в палате представителей. Тинг имел определенное влияние в палате, но ни один губернатор не выжил бы без дружбы со сторонниками Отиса или Хатчинсона.

Бернард пробыл в Массачусетсе не больше месяца, когда возникла одна из тех ситуаций,