В книге о своем отце «Людвиг Нобель и его дело» Марта Нобель-Олейникова сообщает, что Альфред «с конца 1860‑х годов страдал несколькими постыдными воспоминаниями» из Санкт-Петербурга. Не исключено, что имелся в виду именно сифилис. Трудно представить себе, что только Роберт был осведомлен о болезни брата, а не другие члены семьи. В любом случае это было глубокой семейной тайной.

Источником заразы была, по всей видимости, проститутка. Многие молодые люди того времени обращались к услугам проституток. Лев Толстой, например, в своем дневнике рассказывает о посещениях борделей незадолго до женитьбы. Легализация публичных домов в России произошла в 1843 году. В борделях работали десятки тысяч женщин. Поскольку наравне с зарегистрированными заведениями имелись нелегальные дома и к тому же многие девушки предлагали свои услуги на улицах; реальное количество проституток было много больше официального. В 1869 году сифилисом страдали 44,5 процента проституток Москвы, а 86 процентов болеющих недугом мужчин получили его от взаимодействия с проститутками. Ситуация в Петербурге, известном еще большим количеством проституток, была сходной, если не хуже. Однако в случае Альфреда вполне возможно, что болезнь его имеет заграничные корни, поскольку в молодые годы он бывал в Париже и Лондоне.

Первичная стадия сифилиса характеризуется возникновением на зараженном месте язвочек, заживающих через один или два месяца. После этого наступает вторичная фаза, поражающая, как правило, кожные покровы, слизистые оболочки и лимфожелезы. Подобно первичному сифилису, на этой стадии инфекция передается через воспаленные ранки. Через три-шесть недель острые симптомы затухают и приходит так называемый латентный период, в течение которого болезнь принимает хроническое течение. Латентный период может длиться от трех до пятнадцати лет. После наступает третичная форма, поражающая сердце, скелет, центральную нервную систему и порой сопровождается кожными заболеваниями.

Письмо к Роберту показывает, что «Венера» Альфреда принадлежала к последнему типу: старая знакомая после бессимптомного периода опять дала о себе знать. Учитывая срок латентного периода, Альфред должен был заразиться не менее трех лет тому назад, то есть не позднее рубежа 1861 – 1862 годов.

Лечение сводилось к тому, что пациента закрывали в нагретой комнате, где по несколько раз в день натирали тело ртутной мазью. Затем больного сажали около жарко растопленного камина для потения. Лечение проводилось от одной недели до месяца. В течение этого времени пациент не имел права покидать комнату. В случае необходимости процедуру повторяли. Отсюда выражение «жизнь с Меркурием». Польза от такой терапии – вопрос спорный. Нередко в процессе лечения больные умирали от ртутного отравления. Последовал ли Альфред совету врача пройти курс ртутных процедур, мы не знаем, но, судя по времени глагола «счел», надо полагать, что – да. Если бы вопрос на момент письма был еще открытым, он употребил бы настоящее время – «считает».

Недуги, которыми на протяжении всей жизни страдал Альфред, были такого характера, что могли бы быть вызваны сифилисом, но не обязательно: головная боль (мигрень), желудочные боли, сердечное недомогание, язвочки на губах и в ротовой полости, кожные высыпания, стоматит, проблемы со зрением и нервные расстройства. Установить, какие из его недугов имеют именно сифилитическую природу, трудно и сейчас не имеет значения.

Важно другое, а именно что Альфред был носителем крайне стигматизируемой болезни. Не сказываясь на его интеллектуальных способностях, сифилис не мог не повлиять на самоощущение и взгляды на жизнь Альфреда, особенно на отношение к противоположному полу. Несмотря на то что сифилис в те времена не был редкостью, страдать этим недугом считалось позором. Если даже он вылечился, как мог он жениться, или просто вступить в интимную связь, не рассказав о своей болезни? Может быть, он был бесплодным или опасался этого? Редкий, но встречающийся побочный эффект сифилиса.

Какие бы опасения ни питал Альфред, он был единственным из братьев, у кого не было жены и детей. При этом интерес к противоположному полу был всегда. Как мы уже знаем, пыл, с которым он ухаживал за невестой Роберта, привел к ссоре братьев. В Петербурге он посещал уроки английского, хотя в совершенстве владел языком, – так двадцатишестилетний Альфред знакомился с девушками. По воспоминаниям Роберта, брат прибегнул к этой уловке, поскольку «барышни любуются его быстрыми успехами, равно как стихами, которые он сочиняет в их честь». Альфред надеялся, что поэзия поможет ему поймать «богатую и красивую девицу». А когда он в 1871 году посетил Петербург, Полин решила, что Альфред приехал сосватать «свою старую зазнобу», кто бы она ни была.

Альфред всю жизнь общался с женщинами, но связи были немногочисленными и главным образом эпистолярными. Единственная известная связь эротического характера была с молодой Софи Хесс и несла в себе пигмалионовский оттенок. Разумеется, Альфред имел половые связи после диагноза сифилис, но все длительные отношения поддерживались главным образом заочно, перепиской.

«Женскую пустоту» в жизни Альфреда, похоже, восполняла мать. Альфред был ее любимым сыном, и она не скрывала этого. В своих письмах мать обращалась к нему «мой дорогой маленький Альфред», «горячо любимый мой милый мальчик» и прочее, несмотря на то что ему было под пятьдесят. В одном письме Андриетта открыто пишет, что он из всех сыновей тот, «которого я больше всех люблю». Легко видеть в этом потоке материнской любви выражение сострадания к сыну, лишенному того, что было дано братьям, – семьи и детей. Чувства были взаимными. После смерти матери Альфред написал, что она «любила меня так, как никто более не любит в наши дни».

Как только в июле 1864 года был получен патент на разработанный им метод запального капсюля, Альфред с отцом стал продвигать нитроглицерин на рынок. Взрыв в Хеленеборге, разумеется, успехам не способствовал, поэтому Альфред поспешил выступить в защиту как нитроглицерина, так и самого себя. Через четыре дня после взрыва он опубликовал в газете длинную статью. Перед читателями он признает, что разместить «вблизи жилых домов производство вещества, обладающего непомерной силой», было небезопасно. Они пошли на это сознательно, поскольку оцененные риски были сочтены ничтожными в силу «особых свойств» взрывчатого вещества: на нитроглицерин, «взрывчатое масло», можно воздействовать огнем без угрозы взрыва, и, в отличие от обычного масла, жидкость гаснет, как только исчезает источник огня. Сильную детонацию можно вызвать ударом молотка, но и в этом случае реакция будет только в месте удара – остальной объем нитроглицерина не возгорается. Как говорил Альфред, вызвать «тотальный взрыв» без подготовительных процедур и взрывателя крайне сложно.

В качестве объяснения, почему «вещество столь безвредное при поджоге», могло стать причиной такого ужасного несчастья, Альфред объяснил, что в ходе процесса приготовления его брат Эмиль, «похоже допустил печальную ошибку, сделав очередную попытку добыть большое количество вещества, но без помощи термометров». Эмиль прекрасно знал, с какой опасностью связано превышение критической температуры 180 градусов, ибо «таковое перегревание единственное, чего стоит опасаться при обращении с ним [нитроглицерином]». По словам Альфреда, Эмиль работал с сырым глицерином, который при контакте со смесью кислот дает реакцию повышения температуры – от нормальной и безопасной (не выше 60 градусов) до критической в 180 градусов. Но даже эта ошибка не привела бы к опасности, если «смесь, в соответствии с предписанием, немедленно вылить в холодную воду, вместо того чтобы позволить реакции продолжать совершаться».