– Ему не стоило беспокоиться, папа, – холодно сказала Лавина. – Леди Макьюэн дала мне поносить свою.

– Но она, конечно же, поймет, если ты…

– Я не стану обижать ее неучтивостью, – сказала Лавина, упрямо выпятив подбородок, отчего ее отцу стало понятно, что уговоры бесполезны.

Когда все собрались внизу, она подумала, что маркиз что-нибудь скажет, но он, посмотрев на нее, сухо бросил:

– Вы хорошо выглядите, сударыня.

Лавине хотелось объяснить ему, что он оскорбил ее, заставив ждать признания, а потом отступив, и что, отказываясь от его подарка, она хотела показать обиду на него за то, что он посчитал ее недостойной доверия.

Но, поскольку такие объяснения были невозможны, ей пришлось держать свои чувства при себе. Во время недолгой поездки до поместья она хранила сердитое молчание.

Однако невозможно было продолжать сердиться в той обстановке всеобщего веселья, которая царила у Маквейнов. Джеймс на славу постарался, чтобы развлечь соседей.

Весь дом был залит светом, залы украшали гирлянды из листьев и ягод. Гостей пришло почти сто человек, но обитатели замка были почетными гостями, и для Джеймса Лавина была одной из них.

С тех пор как он пригласил девушку на прогулку верхом, а маркиз столь ловко помешал их уединению, открытых попыток сблизиться он не предпринимал, хотя они постоянно встречались на обедах.

Сейчас же, завидев ее, он бросился к ней с протянутыми руками и лучезарной улыбкой.

– Ни одна женщина здесь не сравнится с вами! – воскликнул Джеймс.

– Тс-с! – сказала Лавина, приложив палец к губам. – Не забывайте об остальных леди.

Он в ответ подмигнул.

– Добрый вечер, Маквейн!

Маркиз протянул руку хозяину, вежливо поприветствовал его, после чего переключил внимание на его мать.

Обеденный стол, настоящий цветочно-фарфоровый шедевр, сиял в свете свечей. Улыбаясь, Джеймс посадил Лавину рядом с собой.

Пока обедали, вокруг стола ходил волынщик, развлекая гостей веселыми мелодиями, но это не мешало девушке слушать болтовню Джеймса, в основном состоявшую из шуток.

Шутки были смешные, и Лавина много смеялась. Слепое обожание молодого человека было для нее как бальзам на израненную душу, она даже почти забыла о еде.

Хотя еда была восхитительной, как и вино. Давно Лавина не получала такого удовольствия от званого обеда.

Потом Джеймс встал, поднял наполненный бокал, и со всех сторон послышались возгласы: «Slàinte mhath!»[10]

Было очень весело, и, когда леди вышли из зала, Лавине захотелось, чтобы джентльмены не заставили себя долго ждать.

Мужчины присоединились к ним минут через двадцать. Они повели дам в бальный зал, где их уже ждал оркестр волынщиков.

Вскоре все поняли, что царицей бала стала Лавина. Казалось, не было такого мужчины, кто не хотел бы с ней танцевать, кто не осыпал бы ее комплиментами.

Она переходила от партнера к партнеру, пока наконец не оказалась вальсирующей с маркизом.

– Уверены, что можете выделить один танец мне? – колко поинтересовался он.

Нужно было признать, она избегала Элсвика, потому что не хотела ощущать его возбуждающих прикосновений, но гордость не позволяла ей в этом признаться.

– У вас хватает партнерш, – едко заметила она. – Вы хотите, чтобы я пожалела вас из-за того, что вам не с кем танцевать?

– Нет, но, как я уже говорил, я хочу, чтобы вы вели себя пристойно.

– А я не сделала ничего непристойного! – запальчиво воскликнула Лавина. – Это бал, сэр, и даже помолвленная женщина имеет право немножко пофлиртовать.

– Не имеет, если она помолвлена со мной, – твердо произнес маркиз.

– Но я не помолвлена с вами, – тихо, чтобы не услышал никто другой, прошептала Лавина.

На лицо его набежала тень, и она вдруг поняла, что этот мужчина возненавидит любую женщину, которая хотя бы намекнет, что может предпочесть ему кого-то другого.

– Верно, не помолвлены, – язвительно заметил он. – Хотите, чтобы я объявил об этом сейчас всей компании?

– Нет, – быстро ответила девушка.

– Уверены? Не сомневаюсь, сэр Джеймс Маквейн будет только рад убрать меня с дороги.

Лавина не верила своим ушам. Почему этот разумный человек ничего не понимает? Неужели он не видит, что она флиртует с другими мужчинами только потому, что он сам от нее отказался, чем ранил в самое сердце?

– Мне сэр Джеймс Маквейн не интересен, – сказала она, тоже начиная сердиться.

– Вы меня удивляете, сударыня. Сегодня вы от него просто не отходите.

– Как вы смеете? Это неправда.

– А я говорю, что правда. И еще я говорю: если вы снова выставите меня дураком, я уйду отсюда, и живите как знаете.

– Вы ведете себя отвратительно!

– Обещаете уважать мои желания?

– Вы становитесь настоящим тираном…

– Обещаете или мне уходить?

Лавина высвободилась из его рук.

– Не утруждайтесь, я сама уйду, – процедила она и зашагала прочь.

К несчастью – или к счастью, – в этот самый миг танец закончился, поэтому мало кто заметил ее поступок и должного впечатления он не произвел.

После этого Лавина оставалась рядом с отцом, готовая дать отпор маркизу, если тот захочет приблизиться к ней.

Но он не подошел, и, когда все начали собираться домой, леди Макьюэн сказала им, что лорд Элсвик уже ушел, извинившись.

* * *

На следующий день маркиз очень рано покинул дом, и Лавина не смогла с ним встретиться. Все утро ей было тоскливо, она отчего-то чувствовала себя подавленной, но в один миг все изменилось, когда слуга принес письмо.

Девушка торопливо вскрыла конверт и прочитала написанные крупным ровным почерком строки:

«Простите меня и приходите ко мне поскорее. Мне нужно вам многое сказать, но это предназначается только для ваших ушей. Найдете меня в хижине у ручья в лесу. Жду вас там. Поспешите, любимая.

Айвен».

– Айвен… – прошептала она.

Маркиз никогда не просил ее звать его по имени, несмотря на то что они якобы были помолвлены.

Но сейчас он просил у нее прощения и в знак особой близости употребил свое имя. Он назвал ее любимой и выбрал для встречи уединенное место, где никто их не потревожит, потому что хотел остаться с ней наедине.

Сердце Лавины наполнилось счастьем. Она бросилась в свою комнату переодеваться в костюм для верховой езды, потом сбежала вниз и поспешила на конюшню.