Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому в день и ночь вслед за бегством Генри Трессиллиана и во все последующие дни и ночи у осаждающих тревоги не меньше, чем у осажденных.
Осажденные боятся голода, осаждающие – огня и меча.
Глава XXVIII
Друзья в тревоге
– Рад видеть тебя, сеньор Хулиано! Не часто ты оказываешь Ариспе честь своим посещением.
Полковник Реквеньес говорит это человеку средних лет, в гражданском и в одежде хасиенадо. Это дон Хулиано Ромеро, брат сеньоры Виллануэве, владелец большой ганадерии (животноводческой фермы) в шести или семи милях от Ариспе.
– Я бы и не был здесь, – отвечает тот, – если бы не был встревожен.
– Чем встревожен? – спрашивает полковник, догадываясь о причине тревоги
– Нет известий от Виллануэвы. Я пришел узнать, нет ли их здесь?
– Ни слова. И ты прав: это серьезно. Я говорил об этом с твоим сыном перед твоим приходом.
Они в большой официальной резиденции полковника Реквеньеса, в приемной, в которую только что пропусти лиганадеро; сын, о котором упоминает полковник, молодой человек лет шестнадцати, в военном мундире, с ташкой [Походный ранец всадника] и со знаками различия, говорящими о том, что он адъютант. Поздоровавшись, полковник снова садится за стол, на котором лежит несколько распечатанных писем; он как будто изучает их содержание.
–Por Dios! – продолжает ганадеро. – Не могу понять, чем это вызвано. – Они давно уже должны были добраться до шахты. Прошло достаточно времени, чтобы мы могли получить сообщение. А сестра обещала написать мне. Это загадка! Обещала написать, как только они доберутся.
– А Виллануэва обещал писать мне. К тому же у его людей много друзей и родственников по соседству со старой minera (шахтой). Кое-кто из них ежедневно приходит в Ариспе и спрашивает, нет ли новостей от тех, кто ушел на север; очевидно, что они тоже никаких сообщений не получали.
– Как ты думаешь, Реквеньес, какой может быть причина?
– Я думал об этом. Вначале мне казалось, что засуха, от которой пересохли все ручьи и пруды, могла заставить их свернуть к воде и удлинить путь. Но даже в этом случае у них достаточно времени, чтобы добраться до цели и нам получить от них вести. Но этого нет, и я боюсь, что дело в чем-то похуже.
– Что это может быть, по-твоему, полковник?
– Боюсь даже предположить, но это напрашивается, дон Хулиано. И ты, несомненно, тоже об этом думал.
– Понимаю. Los Indios!
– Los Indios!– повторяет офицер. – Именно. Виллануэва говорил мне, что новая veta (жила) далеко на северо-западе от истоков Хоркаситаса. Это территория, которую считают своей племена апачей; ты знаешь, что они все враждебно относятся к белым, особенно к нам, мексиканцам, по причине, о которой ты мог слышать.
– Я знаю об этом: ты говоришь о деле Джила Переса?
– Да, и боюсь, наши друзья встретились с этими дикарями. Если так, да смилуется над ними небо и да поможет им бог, потому что только он может помочь.
– Встреча с ними означает, что они нападут?
– Несомненно; и всех уничтожат: мужчин убьют, женщин и детей уведут в плен.
При этих словах молодой адъютант поворачивается, на его лице боль. Но он ничего не говорит и продолжает внимательно слушать.
– Милостивое небо! – со стоном восклицает ганадеро. – Надеюсь, до этого не дошло.
– Я тоже на это надеюсь и думаю, что этого не случилось. Но возможно, слишком возможно. Однако даже если на них нападут, они будут защищаться; если вспомнить, сколько их, можно надеяться, что сопротивление будет упорным.
– Многие из них, – отвечает дон Хулиано, – и шахтеры, и вакуэрос – люди смелые и хорошо вооружены. Я был у старой minera, когда они выступали, и видел это сам.
– Да, знаю. Смогут ли они держаться, если на них напали, зависит от местности. К счастью, наш общий свояк – опытный военный; он хорошо знает тактику индейцев, знает, как действовать в такой обстановке.
– Верно. Но с ними много женщин и детей; среди них моя сестра и племянница. Porbisitas! (Бедняжки!)
Молодой офицер снова неловко ерзает, на лице его выражение боли. Он и есть тот двоюродный брат, о котором, как уже говорилось, забыла Гертруда.
– У них с собой много больших колесных экипажей? – спрашивает полковник. – Это американские фургоны?
– Да.
– Сколько? Ты помнишь?
– Думаю, шесть или семь.
– И много вьючных животных?
– Да, не меньше восьмидесяти мулов.
Какое- время полковник задумчиво молчит, потом говорит:
– Виллануэва знает, как выстроить из этих фургонов корраль; вместе с вьючными животными, не говоря уже о тюках и ящиках, получится бруствер, который можно защитить. Если их не захватят в пути врасплох, он обязательно использует эти предосторожности. В таком укреплении и вооруженные, они могут долго выдерживать натиск любого количества краснокожих. Самое опасное, если они окажутся в месте без воды. В таком случае им придется сдаться, а сдаться апачам – это смерть.
– Santissima! Да, мы все это знаем. Но, Реквеньес, ты серьезно думаешь, что они могли столкнуться с таким бедствием?
– Не знаю, что и думать. Стараюсь не тревожиться, но, как ни посмотришь, положение кажется серьезным. Сообщение от них должно было прийти уже несколько дней назад. Оно не пришло, и какое еще может быть объяснение?
– Верно, какое? – в отчаянии говорит ганадеро. – Но что нам делать? – добавляет он.
– Я уже какое-то время думал об этом и не мог прийти к выводу. Но сейчас я принял решение.
– Какое?
– Послать один из моих отрядов по их пути с приказом, если понадобится, дойти до вновь открытой шахты; во всяком случае установить, что помешало им с нами связаться.
– Кажется, это лучший и единственный способ, – отвечает дон Хулиано. – Но когда ты собираешься отправить отряд?
– Немедленно – как только он будет готов. Для такой экспедиции в основном через дикую местность нужны припасы. Приказ я отдам сейчас же. Сесилио, – обращается он к адъютанту, – беги в казарму и попроси майора Гарсиа немедленно прийти ко мне.
Молодой офицер хватает свой кивер и бежит к выходу. Но еще не выйдя, видит за порогом что-то такое, что заставляет его, к удивлению находящихся в комнате, вернуться.
– В чем дело? – спрашивает полковник.
– Смотрите!
Он показывает на plaza (площадь), видную в открытое окно. Вскочив и подойдя к окну, они видят молодого человека верхом, приближающегося к дому. Лицо у него бледное, одежда потрепанная и в грязи, у лошади, на