— Люди начинают сомневаться в вас, Тирас. Как и Палата лордов. Если вы не способны защитить Джеру от Одаренных, нам придется защитить Джеру от вас.

Глаза короля сузились, лицо окаменело. Сейчас его челюсть казалась высеченной из гранита, а руки сжимали край стола с такой силой, что кончики пальцев побелели, словно когти.

— Вот как. Интересно, а кто защитит вас от меня? — прошипел Тирас.

Лорд Бин Дар побледнел. Из нескольких глоток вырвались судорожные вздохи.

— Мы просто обеспокоены! — воскликнул лорд Голь. — Это наша обязанность, наш долг как Палаты лордов — проследить, чтобы Джеру не попал во вражеские руки.

— А мой долг как короля — истребить всех врагов Джеру. Кем бы они ни были.

— Мы соберемся снова через месяц. Если к тому времени вольгары не будут повержены, Палата лордов попросит вас освободить трон. Следующим в линии престолонаследия является Корвин, значит, ему и быть королем. Вы останетесь лордом Дейна и членом Палаты лордов, но править не будете, — провозгласил лорд Бин Дар, и зал наполнили крики — как возмущения, так и одобрения.

— Корвин займет трон только после моей смерти. Или вы собираетесь меня убить? До сих пор ваши попытки — все попытки — проваливались. Вы ведь уже пытались меня убить.

— Вы отобрали у меня дочь! — закричал мой отец, которому всеобщая суматоха внезапно придала смелости.

— И не собираюсь ее отпускать! — проревел в ответ Тирас, смерив Корвина таким взглядом, что он вздрогнул. Меня и саму трясло, как осенний лист. — Она будет подле меня днем и ночью. Будет пить из моего кубка и есть из моей тарелки, чтобы защитить от вашего яда. Будет спать в моей постели, оберегая от ваших козней. А через три дня, когда мы отправимся в Килморду, поедет впереди меня на моем коне и будет живым щитом в бою, если вам вздумается достать меня и там.

У меня запылали щеки — слабое отражение того огня, который бушевал внутри. Я вызвала в памяти буквы Л-Ё-Д, изо всех сил сосредоточившись на их холодных гладких очертаниях и пытаясь воздвигнуть непроницаемый барьер между сердцем и кипящим в груди котлом. Лишь бы не задрожать на глазах у всех. Лишь бы не думать о том, что я стала пешкой в очень опасной игре.

— Если я умру, она тоже умрет, — добавил Тирас — совсем как тогда, в Корвине. А я так легкомысленно ему исповедалась! Выболтала свою тайну и тайну своего отца, и теперь король не преминул ими воспользоваться.

Я сжала зубы, запирая бурлящие внутри слова. Тирас их не получит. Он ничем не отличался от моего отца: оба лишь использовали меня в своих целях. Подумав об этом, я внезапно испытала такой приступ ярости, что почти ослепла. Мне даже не нужно было закрывать глаза, чтобы не видеть эти ненавистные лица.

Когда король взял меня за руку и потянул прочь из-за стола, я последовала за ним без сопротивления. Мое лицо ничего не выражало, а глаза невидяще обводили зал и гостей, которые покорно расходились по своим комнатам. Их слова размывались и смешивались, мысли блекли по мере того, как они скрывались за арочными дверями. Лорд Бин Дар и лорд Голь уже строили новые козни — я чувствовала их презрение и намерение предать короля при первой удобной возможности, даже когда они сгибались в поклоне. Отец трепетал от страха и сомнений. Его эмоции стеклянными шариками бились о мой ледяной фасад, однако, уходя вслед за приятелями, он ни разу не обернулся.

Тирас отвел меня в свои покои и препоручил заботам Пии, которая помогла мне снять платье и продела через голову невесомую белую сорочку. При этом она едва дышала и сияла так, словно мне выпала величайшая честь — спать в королевской постели. Она не знала, что я была всего лишь оружием. Инструментом. У двери снова выставили стражу — до меня доносились их усталые мысли. Но я не собиралась бежать. Мне было некуда идти.

Я забралась на огромную кровать Тираса — кровать, где успокаивала его разгоряченную кожу и где уже спала раньше возле короля, — но он не пришел. Я слышала, как он спорит с Келем в коридоре. Видимо, они думали, что я их не слышу, но слова просачивались сквозь каменную стену и достигали моего сознания, хотела я того или нет. Кель возражал против моей поездки в Килморду, против присутствия в замке и против близости к королю.

— Изгони ее, — настаивал он. — Она опасна, ей нельзя доверять.

— Она может нам помочь, — возражал Тирас. — Когда мы бились с вольгарами, я не знал, что это она, но чувствовал ее силу. Она велела им улететь, и они подчинились. — В голосе короля слышалось почти благоговение. — Ты тоже это видел! Это сделала она, Кель.

— Она Рассказчица! — Воин выплюнул, будто желчь.

— Рассказчица, — подтвердил Тирас. — И весьма могущественная. Если она прикажет вольгарам умереть, упасть с неба, броситься в Джираенское море — они подчинятся.

— А что, если она обратит свою силу против тебя? Мы все станем ее марионетками?

— Нам стоит рискнуть, Кель. К тому же на тебя она до сих пор никак не повлияла. Это очевидно. — Голос Тираса дрогнул от улыбки.

— Ты начал вести себя иначе. С ней ты почти… нежен. — Кель выговорил последнее слово едва ли не с отвращением. — Это… странно!

— Ничего не могу с собой поделать, потому что она нежна со мной. — В голосе Тираса послышалось смущение, и я почувствовала, как лед в моей груди дрогнул, пусть Кель и фыркнул на весь коридор.

— Тирас, но она даже не хорошенькая! Не высокая, не сильная. Она не сможет выносить твоих сыновей, это убьет ее.

— Она сильна в другом. И наши с тобой представления о красоте различаются.

Я села на кровати, не в силах поверить своим ушам. Сердце пустилось вскачь.

— Да неужели? Тебе не нравятся пышные бюсты и чувственные губы? Смуглая кожа и густые темные волосы? С каких это пор? Она просто бледная моль!

Я поморщилась.

— Она нужна мне, Кель. Кто еще может этим похвастать? Лично я не знаю ни одной другой женщины, которая была бы мне нужна.

Кель промолчал, и мое бешено стучавшее сердце замедлилось в тоске. Я проклинала себя за то, что вовремя не заткнула уши. Любопытство сослужило мне плохую службу. Внезапно мне вспомнился колодец на площади и все те глупцы, которые надрывают глотки над темными глубинами, надеясь, что Бог Слов их услышит. Я была еще глупее. Я отдала свои слова мужчине, который мог меня использовать. И использовал. И будет использовать впредь, но лишь до тех пор, пока я представляю для него ценность. Выживай, учись, молчи.

Я сказала себе, что должна быть благодарна хотя бы за то, что теперь знаю правду. Затем легла обратно на огромную пустую кровать и обняла край одеяла — словно статуя, которую много лет высекали суровые дожди и ветры, холодная и неприступная. Секунды сливались в минуты, а я упрямо запрещала себе думать, вызывать в памяти слова и даже испытывать эмоции, пока веки мне не смежил благословенный сон.

СЛЕДУЮЩИЕ ТРИ ДНЯ замковые стены гудели от приготовлений. Город, раскинувшийся под моим балконом, собирался на битву. Нигде нельзя было укрыться от грохота кузницы, лязг оружия и визг точильных кругов казались бесконечными. Кто-то подковывал лошадей, кто-то собирал провиант, кто-то нагружал телеги и подводы. Солдаты шутили, жены молились, очередь к колодцу желаний выросла в два раза.