сблизились, Тамура потянулась к предплечью соперницы и вцепилась в него, ее пальцы вжимались, как когти.

Другой рукой, к которой был пристегнут щит, Тамура атаковала.

Она резко взмахнула рукой по дуге, подняв ее вверх слишком быстро, чтобы можно было уследить, и обрушила щит на подбородок Кхары в смертоносном янтарном ударе.

Кхара отбивалась изо всех сил. Какой-то проблеск в ее сознании подсказал ей, что задумала ее соперница. Хотя большая часть ее тела была поймана в железную хватку Тамуры и обездвижена, она смогла освободиться, чтобы откинуть голову назад.

Этого было недостаточно.

Железный край щита со страшной силой врезался в челюсть Кхары. Только то, что она уклонилась в последний момент, не позволило подавляющей мощи раздробить кость в момент удара.

Но этого было достаточно, чтобы ее отбросило назад, и Тамура наконец отпустила ее руку, и со всей силы отшвырнула ее назад и вниз, ужасно вниз, и затем Кхара растянулась на спине в грязи.

Тамура сняла щит с предплечья. Теперь он был у нее в руках.

Щит опустился, его железный край уперся в шею Кхары, прежде чем она успела отползти в сторону, поднять руки или сделать что-нибудь, чтобы спастись. Возможно, она даже не заметила его приближения. Тамура не видела лица Кхары дха Эллими, когда она снова и снова вгоняла железный край щита в плоть и кости шеи Бесплодной Королевы, вгоняла со всей силой, с каждым разом все глубже, пока железо не затупилось о неподатливый позвоночник мертвой женщины. Глаза Тамуры были закрыты.

Когда она открыла глаза, то была уже королевой.

Если и были какие-то возгласы или крики, то она их не слышала. Кровь пульсировала, шумела в ее ушах. В нос ударил запах свежей смерти. Она ничего не чувствовала: ни облегчения, ни раскаяния, ни радости, ни печали. Возможно, они придут позже. А пока перед ней стояла другая задача, столь же неизбежная, столь же отвратительная. Она отбросила окровавленный щит.

Королева Тамура дха Мада подняла кинжал, который оставила на земле, и, прежде чем повернуться в сторону шатра королевы, почувствовала в руке знакомый вес.

Теперь она действительно слышала шепот. Однако не обращала на него внимания. Ничто не могло отвлечь ее от цели, какой бы неприятной она ни была. Тамура просто следовала за ней, как солнце следует за луной, ночь за днем, супруг за королевой.

Она вошла в шатер через передний полог и направилась прямо к маленькой лежанке. Должна ли она просто воткнуть острие кинжала в сверток или сначала приоткрыть его? Хотела ли увидеть испуганное лицо девочки? Должна ли сказать ей: «Твоя мать убила мою мать, я убила ее, а теперь убью тебя»? Тамура хотела причинить ей эту боль, боль всех ее детских лет, боль, которая, как она даже сейчас могла сказать, не утихала только потому, что отдала смерть за смерть. Где же эйфория, которую, как предполагалось, она должна была почувствовать? Удовлетворение? Оцепенение проходило, эмоции нахлынули вновь, и она узнала не самодовольное удовольствие от победы, а мрачную, холодную панику.

И все же девочка была всего лишь ребенком. Самой Тамуре было одиннадцать лет, когда убили ее мать; этой девочке было едва ли больше пяти. Она даже не сможет понять ее слов. Возможно, было бы милосердием просто заколоть ребенка во сне.

Но из-за толщины одеял трудно было определить, где именно находятся голова и сердце малышки. Она могла промахнуться, а промахиваться не пристало воительнице. Именно эта мысль заставила Тамуру потянуться к краю одеяла и без промедления отдернуть его.

Под одеялами было только еще больше одеял. Девочки не было. Вскочив на ноги, Тамура заметалась по маленькому помещению, переворачивая то немногое, что осталось: ворох одежды, сундук, запасной нагрудник и поножи мертвой женщины. Кто-то смастерил девочку из отрезанного куска палаточной ткани, глаза были пришиты из крыльев куполообразных черных жуков. Тамура отбросила муляж в сторону. Здесь негде было спрятаться, даже если девочке всего несколько лет от роду.

Единственное, что удерживало Тамуру от громкого крика, – это присутствие воительниц, ожидавших ее за пределами шатра. Если они услышат, то поймут, что ее одурачили. Так нельзя начинать правление.

Ее сердце все еще бешено колотилось после боя, и она пыталась очистить свой разум. Вернулась к воспоминаниям. Вишала. Что она сделала и почему? Вишала положила руку на кинжал, повернула его к ней, а потом ушла. Тамура задумалась, а потом вспомнила: она исчезла за шатром, вместо того чтобы уйти в сторону своего жилища. Вишала отвлекла Тамуру, обратив ее внимание на кинжал и последнюю просьбу, хотя намерения Вишалы не имели к ней никакого отношения.

Это было уловкой, чтобы девочку увели.

Теперь девочка Аманкха исчезла, и Тамура не могла отправиться на ее поиски, не привлекая внимания. Сейчас для Тамуры слишком важны были дела, чтобы тратить время на поиски ребенка, даже ребенка, который однажды станет воительницей, если выживет.

Тамура дха Мада, королева Скорпики, вложила меч обратно в ножны. Ее волосы, недостаточно короткие, разметались вокруг лица дикой волной. Нужно попросить кого-нибудь подстричь их. Она рассчитывала, что заставит Вишалу сделать это, чтобы та поклялась ей в верности, но теперь подобный вариант был невозможным. Если Вишала снова покажется в Скорпике, Тамура убьет ее так же, как убьет девочку.

Тамура вышла из шатра под крики своих подданных – странную и прекрасную музыку. Она отомстила за убийство своей матери, расправившись с ее убийцей. Это был триумф. Ей приходилось напоминать себе, что это был именно он.

Тамура подавила свое смятение, не позволяя себе показывать свою неуверенность. Она сделала это. Единственная королева, которую она знала, была мертва. Теперь жизнь разделилась на до и после. Убила Кхару в честном бою – теперь завершился самый ужасный период ее жизни. И сейчас начинался новый этап – ее правление.

* * *

Красные горы Божьих Костей не были радушными, и все же Вишала дха Лулит вздохнула с облегчением, когда увидела их красную пыль под ногами. Учитывая непроходимые высокие горы на севере – естественный барьер, преграждавший путь в неведомые земли за пределами Пяти Королевств, – кроме как через узкое Ущелье Скорпиона, существовало только три способа покинуть Скорпику.

Основной путь лежал на юг, через ворота Бастиона. Паломничество к обрядам всегда проходило через Бастион, как и вся торговля, и даже путешествующие ради удовольствия – или удовольствий – воительницы были рады пройти через ворота без лишних фанфар. Но писари у ворот были неподкупными, непреклонными педантами, которые настаивали на том, чтобы вписать имена каждой женщины или мужчины, прошедших через