— Прекрасно! Значит, идем?

— Идем!

— Тогда пошли.

Врублевский бросил бармену банкнот, и все встали.

В холле Рогальский показал девушке на кресло.

— Вы подождете нас минуточку здесь? Мы возьмем купальные принадлежности и спустимся.

— Отлично!

Она уселась у столика, на котором были разложены иллюстрированные киножурналы, и через минуту углубилась в краткое жизнеописание одной из молодых звезд французского кино.

Телефон в регистратуре зазвонил. Девушка не подняла головы. Она так углубилась в чтение, что служащей пришлось обратиться к ней дважды:

— Вас к телефону!

— Меня?

Она быстро встала и подошла к телефону.

— Да. Слушаю… — Помолчала немного, потом рассмеялась. — Люблю ли?! Я обожаю танцевать! Когда? Ну хорошо, путь будет в одиннадцать. Но почему на пляже?.. Ну хорошо… да… да… Но мы должны будем танцевать до утра, потому что моя хозяйка спускает на ночь собаку. Отлично, ха, ха, ха… А вы знаете, что я все время вспоминаю и не могу припомнить, где я вас видела. Но вы не беспокойтесь, я обязательно вспомню! Нет, конечно, я им не скажу. Слово! Хорошо, жду.

Она повесила трубку и медленно вернулась на место, улыбаясь. Снова открыла журнал.

Мужчины сошли почти одновременно. Она рассмеялась, увидев их. Вместе они направились к дверям отеля, провожаемые взглядом служащей регистратуры и восторженным взглядом боя, который как раз спустился с какого-то этажа и уселся за свой столик при входе.

Телефон зазвонил. Малгожата, которая стояла у окна, глядя невидящими глазами в сторону моря, повернулась. Зентек схватил трубку и сказал:

— Да, это я…

Он долго слушал, что ему говорили в трубке. Малгожата, наклонившись вперед, следила за выражением его лица, а когда заметила на нем появившееся недовольство, выпрямилась и отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Снова подошла к окну. Но на этот раз видела море, далекую яхту на горизонте и толпы людей, гуляющих на пятачке около отеля. День еще не кончился, но городок мягко освещали лучи послеполуденного солнца.

— Хорошо. Я все понял. До завтра.

Капитан положил трубку на место и встал. Она повернулась к нему.

— Что? — спросила она тихо, хотя уже знала ответ, потому что его чуть сгорбленные плечи ей уже все сказали.

— Ты была права, это не он. Пан доктор Завадский — не пан и не доктор, а просто достаточно известный гостиничный вор и карточный шулер. Он происходит из хорошей семьи, прекрасно воспитан, знает три языка. Легко может втереться в самые различные круги отдыхающих. Его метод заключается в том, что он сначала приглядывается, а потом ворует в ситуации, когда выставить против него обвинение было бы величайшей бестактностью. Умеет выбрать время. А самое смешное заключается в том, что не было никакой необходимости примерять ему темные очки. Три дня тому назад он вышел из тюрьмы, где отсидел полгода за попытку использования крапленых карт. Получил так мало, потому что свидетели не хотели показывать против него… Когда тот бандит стрелял в тебя, Завадский спокойно сидел за решеткой и готовился к выходу на свободу. Впрочем, мокрая работа никогда его не привлекала. Он не состоит ни в какой бандитской шайке, и сам, скорее, тихий человек, если исключить его профессиональные склонности. У него самое лучшее алиби на свете, если речь идет о нашем деле… — Зентек потер лоб ладонью. — Да, это было бы слишком, хорошо, чтобы оказаться правдой. Мы приехали в то место, которое сами выбирали, распаковали чемоданы, и, бац, убийца сразу же попадет к нам в руки. Так не бывает. Мы можем его вообще не встретить или встретить, но не сразу, в первый же день…

И он снова потер лоб рукой.

— Не переживай, — Малгожата подошла к нему и положила руку ему на плечо. Он этого не заметил, по-прежнему стоял задумавшись, видимо, пытаясь что-то решить. — Ну, слышишь! — Она погладила его по голове и сразу же отдернула руку.

Он очнулся и удивленно посмотрел на нее.

— Что вы… что ты делаешь?

— Извини, — она отступила на шаг. — Мне просто стало тебя жаль.

Она смотрела на него глазами, в которых еще не было любви, но уже была забота.

— Пойдем в парк на концерт. Ведь мы должны там быть.

— Хорошо. — Зентек неожиданно улыбнулся. — Не стоит волноваться. Тебе, во всяком случае. Что бы ни случилось, у тебя прекрасный отдых, правда?

— Дивный отдых. Не могу к этому привыкнуть. Все эти люди, которые смотрят на меня… знаешь. Мне постоянно кажется, что у меня чернильное пятно на носу или платье порвалось по шву.

— Почему?

— Потому что я на самом деле довольно некрасива и никто никогда не обращал на меня внимания. Все мои подруги имели успех в сто раз больший, нежели я…

— И ты никогда не мечтала, что когда-нибудь все изменится?

— Не мечтала? Какое это имеет значение? У меня есть одна книжка, видишь…

Она подошла к кровати и взяла в руки книжку, потом подала ее Зентеку и остановилась у окна, наблюдая, как он повертел ее в руках, потом коснулся пальцем отверстия на переплете.

— Она была тогда с тобой?

— Да. Я как раз читала раздел о том, что девушка всегда должна быть настороже, потому что в любую минуту может… может… — она замолчала, — все может измениться.

— Но ведь и в самом деле изменилось!

— По-моему, нет. Если мы найдем этого человека раньше, я вернусь в Камоцк раньше, чем хотела бы. Если найдем его позже или не найдем совсем, вернусь туда чуть позже. Получу у вас свои вещи, переоденусь в них и уеду. А потом до конца жизни буду сидеть в кассовом окошке с восьми до трех, а в воскресенье либо ходить на прогулку, либо читать, как не быть Золушкой… Либо мечтать, чтобы какой-нибудь новый бандит напал на банковский автомобиль и чтобы я снова пережила это нападение и снова могла поехать в Здрои, чтобы найти его. А осенью буду читать много детективов, потому что для прогулок будет слишком сыро… Ты не представляешь, что такое маленький городок осенью или зимой. В ресторане пьяницы рассказывают о своей жизни, хвалятся несуществующими знакомствами. В кинотеатре идут фильмы, о которых я еще год назад читала в журналах. В Доме Культуры поют и танцуют то, что уже не существует, какие-то народные танцы, которых никто не знает. Впрочем, я не умею ни петь, ни танцевать. Ты ничего этого не знаешь.

— Может быть, и знаю, — задумчиво сказал Зентек. — Я сам из маленького городка…

— Хорошо, если знаешь. Вы сделали со мной ужасную вещь: на минутку дали мне увидеть мир, как дали бы