Скайлер же хотелось совсем другого. В последнее время она ощущала беспокойство, внутреннюю дрожь, волнение, причин которого не понимала. Возможно, именно поэтому Скайлер вовсе не рвалась замуж. Сейчас ее вдруг охватило желание присоединиться в группе зрителей, пустившихся в пляс.

— Я хочу пи-пи… — захныкала Трисия.

— Я отведу ее, — вызвалась Скайлер. — Мне известно расположение всех туалетов в «Саксе»[21]— там я пряталась, когда мама привозила меня за новой одеждой.

Но Микки не слушала подругу — она засмотрелась на полицейского, осадившего коня перед оцеплением на расстоянии пятидесяти футов от того места, где они стояли с детьми. Микки негромко присвистнула.

— Ну и ну… ты только взгляни на его руки! Похоже, на завтрак он ест кирпичи!

Скайлер давно привыкла к подобным замечаниям подруги, но втайне считала, что Микки проявляет чрезмерный интерес к противоположному полу. Тем не менее она посмотрела на полицейского. «Вот это да!» Сложением незнакомец напомнил Скайлер героя Марлона Брандо из ее любимого старого фильма «Трамвай «Желание»». Его бронзовая кожа приобрела на руках оттенок темной умбры, что, по мнению Скайлер, выглядело весьма привлекательно. Шлем и солнечные очки мешали разглядеть лицо полицейского, однако, судя по всему, он не испытывал недостатка в женском внимании.

Это мимолетное впечатление почему-то запомнилось Скайлер. Держа племянницу Микки за руку, она начала пробираться сквозь толпу к мраморному входу в «Сакс».

Сделав несколько шагов, Скайлер случайно оглянулась через плечо и заметила то, Что ускользнуло от внимания увлекшейся парадом Микки: семилетний Дерек нырнул под руками полицейских, оцепивших улицу, и направился прямиком к «Марлону Брандо», который в этот момент пытался призвать к порядку стайку не в меру разошедшихся мальчишек-подростков. Полицейский не видел, как проворный Дерек по-обезьяньи приближается к нему.

«О Господи! Дерека затопчут!» Сердце Скайлер ушло в пятки.

Подтолкнув Трисию к Микки, она метнулась вслед за мальчиком. Путь ей преградила женщина, нагруженная сумками. Какой-то верзила, прикуривая сигарету, толкнул Скайлер локтем. Заметив просвет в плотной толпе, она ринулась туда, надеясь успеть вовремя.

Должно быть, кто-то еще заметил Дерека, поскольку послышался пронзительный возглас:

— Осторожнее!

Скайлер увидела, как полицейский обернулся в седле, чтобы узнать, в чем дело, и на миг забыл о своем норовистом коне. Рослый гнедой жеребец попятился — и как раз в эту минуту Дерек приблизился к нему вплотную.

А в это время одному из разнузданных подростков, вероятно, впервые в жизни увидевшему живую лошадь, вздумалось поиграть в Арнольда Шварценеггера. Завопив по-ковбойски и размахивая руками, он попытался отогнать жеребца от ребенка. «Идиот!» Конь прижал уши и мотнул головой. Полицейский держал его на коротком поводе, и все было бы прекрасно, если бы одному из тупых дружков «Шварценеггера» не взбрело в голову швырнуть в перепуганное животное банкой из-под содовой.

Скайлер видела, как банка ударилась о бок коня, сверкая на солнце, словно пуля. Метнувшись вперед, девушка выхватила Дерека, оцепеневшего от страха, прямо из-под задних копыт жеребца.

Дерек взвизгнул, гнедой встал на дыбы. Скайлер заметила солнечный блик на сине-белом шлеме, напряженные мышцы предплечий, попытку полицейского прильнуть к шее коня. Не прошло и секунды, как всадник рухнул на тротуар.

Скайлер в ужасе увидела, как конь, охваченный паникой, рванулся к стройным шеренгам размахивающих флагами ветеранов, которые заполонили проезжую часть между Сорок девятой и Пятидесятой улицами. Ряды мужчин в мундирах дрогнули и рассыпались; один из них споткнулся о крышку люка и чуть не упал на бордюрный камень. Седовласый ветеран, еще сохранивший былую расторопность, бросился за конем, но задохнулся, не успев пробежать и нескольких футов.

Скайлер обратилась к стильно одетой блондинке:

— Присмотрите за ним. — Спустив Дерека на тротуар, она подтолкнула его к незнакомке.

А крупный гнедой был уже на расстоянии полуквартала от нее. Стремена хлопали его по бокам, поводья мотались из стороны в сторону. Скайлер устремилась в погоню. К счастью для нее, плотные толпы людей мешали коню перейти на галоп, и вместо того, чтобы ускакать, он носился по улице кругами. Скайлер лавировала между людьми, разбегающимися кто куда.

К тому времени как она настигла жеребца, он устал и немного замедлил бег. Конь тяжело дышал, вокруг рта скопилась пена. Глубоко вздохнув и попросив Бога послать ей удачу, Скайлер метнулась вперед и каким-то чудом схватила поводья. Чутье наездницы мигом подсказало ей, что надо вцепиться в гриву и прыгнуть в седло.

— Спокойно, спокойно, дружище, — забормотала Скайлер, укорачивая поводья и крепко сжимая ногами бока коня. Отлично вышколенный жеребец тут же перешел на рысь.

Увидев, что толпа расступилась перед ней, как море перед Моисеем, и разразилась радостными криками, Скайлер удивленно нахмурилась. К чему весь этот шум? Можно подумать, она совершила подвиг! Залившись румянцем, она направила уставшего, взмыленного жеребца по диагонали через Пятую авеню к полицейскому, который хромал навстречу им. На его лице застыла робкая полуулыбка, на темных линзах больших очков вспыхивали и дрожали солнечные блики.

Только соскользнув с седла и коснувшись босой ступней раскаленного асфальта, Скайлер вдруг поняла, что в спешке потеряла туфлю. «Отлично! Только этого мне не хватало», — подумала она. Узнав хозяина, конь двинулся к нему, а Скайлер, стоя на одной ноге, в шортах и футболке с эмблемой Принстона, чувствовала себя статуей фламинго, украшающей лужайку.

— Это была фигура высшего пилотажа! — воскликнул полицейский, поправляя под подбородком ремень шлема. — Вы сразили меня наповал, а такое мало кому удается. — Заметив, что Скайлер в одной туфле, он громогласно вопросил: — Эй, кто-нибудь видел туфлю девушки?

Через несколько минут бородач в клетчатых бермудах поспешил к ним с теннисной туфлей. Полицейский сверкнул улыбкой, подмигнул, встал на колено и обул Скайлер, ухитрившись не выпустить при этом из рук поводья коня. Толпа разразилась аплодисментами и возгласами; кто-то выкрикнул:

— Ну что, Золушка, впору башмачок?

— Мне не по себе, — пробормотала Скайлер.

— А меня, как последнего увальня, сбросила лошадь, так что мы квиты. — И полицейский бросил на нее иронический взгляд, выражавший не только уязвленное мужское самолюбие. Присмотревшись, Скайлер решила, что ее новому знакомому лет двадцать пять, а может, и под тридцать. Но суровая жизнь, а также кобура с револьвером на бедре делали его взрослее.

— Вы ни в чем не виноваты, — заверила его Скайлер. — Такое могло случиться с кем угодно.

— Вам легко говорить. Вы же не полицейский.