– А подвеска? – бросил Габриэль, возвращая разговор к тому, что считал главной уликой. – Откуда у Лекуантра могло взяться украшение, которое было на моей дочери в день похищения?

Поль положил снимок перед собой.

– Да, подвеска… Я к этому и веду. Я передал ее в лабораторию, присовокупив к твоему нарушению неприкосновенности жилища. Я отметил, что данный предмет находился у тебя в кармане, соответственно, имеет место попытка кражи – единственный способ получить официальный анализ ДНК. Ну, это наши внутренние махинации, никто в этом разбираться не будет… Если Жюли носила эту подвеску, возможно, мы обнаружим там ее генетический материал, даже столько лет спустя, если только висюльку не вычистили. Во всяком случае, с чисто объективной точки зрения ничто пока не доказывает, что это украшение твоей дочери.

– И ты смеешь мне это говорить?

Поль прижал руки к вискам, помассировал.

– Мы живем в эпоху доказательств, Габриэль. Признания, предположения и прочая приблизительная хрень остались в прошлом, с этим покончено. Твои сегодняшние закидоны угробили бы даже потенциальную возможность начать какое-либо судебное преследование Лекуантра. Например, он мог бы заявить, что ты сам принес украшение и подложил в ящик, чтобы повесить на него обвинение. Или что-то в том же роде, понял? Но он и до этого не додумался, потому что парень он недалекий. Хочешь, изложу тебе его версию происхождения подвески?

– А как ты думаешь?

Поль вытянул шею. Луиза перебралась в соседний кабинет. Он испустил глубокий вздох.

– Не понимаю, почему она не отправляется домой спать, как остальные. Посмотри на нее, сидит со своим вербеновым пойлом, или что там у нее в чашке… Ей еще и двадцати девяти нет. Три месяца назад она мне объявляет, что встречается с парнем. Я говорю себе: «Наконец-то!» – я доволен, и знаешь, кем оказывается этот тип? Эскиме-младшим, из похоронного бюро, тем самым, что вертится у нас под ногами при каждом самоубийстве или помершем старике. Официальный помощник судмедэксперта.

Поль встал и закрыл жалюзи.

– Твою ж мать… Ее так и тянет на чернуху, иначе она не может. Я думал, что с возрастом мы как-то сблизимся. Не знаю… Такое ощущение, что она всю жизнь не может мне простить смерть ее матери, как будто в моих силах было хоть что-то изменить. Это был гребаный рассеянный склероз, ну что я мог поделать?

Габриэль не нашелся что ответить. Поль пожал плечами:

– Ладно, возвращаясь к нашим баранам: Лекуантр говорит, что встретил тебя в коридоре гостиницы «У скалы» вчера утром и ты его не узнал. Это правда?

Габриэль кивнул, насупившись.

– А вот он тебя прекрасно узнал, несмотря… – Он указал на обритый череп Габриэля. – По его словам, видок у тебя был совершенно потусторонний. Ты был уверен, что спал в номере двадцать девять, а на самом деле провел ночь в седьмом, под именем пресловутого Уолтера Гаффина.

– К чему ты клонишь?

Ему очень не понравился взгляд, который в этот момент бросил на него Поль: так смотрит игрок в покер, когда выкладывает последнюю карту и срывает банк.

– Он говорит, что, именно убирая твою комнату, то есть номер семь, он и нашел это украшение.

24

Только бы не отключиться.

Габриэлю казалось, что его продолжают избивать, но теперь словами.

– Подвеска, в моей комнате?

– Точно. Она валялась под кроватью вместе с оборванной цепочкой. Как если бы ее сорвали с чьей-то шеи. Вот так. – Поль показал жестом.

– И ты поверил Лекуантру?

Жандарм сделал вид, что ничего не слышал:

– Знаешь… Ну, где-то в уголке сознания ты и сам понимаешь, что Лекуантр не семи пядей во лбу. По его словам, он забрал украшение, потому что узнал его и хотел проверить, действительно ли, цитирую, «оно той девочки, которую так и не нашли». Он вспомнил, что сохранил старые листовки в ящике, как иногда хранят старые ненужные газеты. У всех нас они валяются в подвалах, на дне деревянных ящиков, на полках – макулатура, которую хранят на розжиг. Короче, он сравнил и увидел полное сходство. Говорит, что колебался, отнести ее нам или нет, как раз перед тем, как ты напал на него.

Габриэль вспомнил о странном поведении типа в подвале. Как он метался вокруг того металлического шкафа. Поведение человека, которого мучат сомнения?

Теперь Поль стоял.

– Ну? Что ты думаешь о его версии? – спросил жандарм.

– Она крайне маловероятна.

– А вот мне кажется, что она смахивает на правду, учитывая обстоятельства.

– Если я правильно тебя понял, у меня вроде как была подвеска, которую носила моя дочь, когда те сволочи затащили ее в машину больше двенадцати лет назад?

– У тебя или у той женщины, с которой ты явился в гостиницу в вечер твоего приезда.

Сначала мощный боковой справа, теперь – апперкот. Поль времени не терял, конечно, он успел повсюду сунуть нос и задать нужные вопросы… Габриэль поднял голову, упрямо глядя на жандарма, который нависал над ним, упираясь ладонями о стол.

– Почему ты не рассказал мне про нее? – разъярился Поль.

– Потому что будь она хоть мать Тереза, я бы этого не знал. Когда я проснулся, ничто не указывало на присутствие в комнате другого человека. Но возможно, это она украла у меня бумажник и документы, прежде чем забрала свои вещи, свою машину и сбежала.

– Куда? На север? Вы что, приехали черт-те откуда в Сагас на разных машинах, только чтобы она уехала обратно через несколько часов?

Габриэль пожал плечами с ощущением, что лассо затягивается у него на горле. Поль прав: получается какая-то бессмыслица. Жандарм отцепил фотографию с трупом на берегу и положил перед ним:

– Тебе это тоже приходило в голову?

Габриэль взял глянцевый прямоугольник, вгляделся в надежде на вспышку в голове, на хотя бы крошечный лучик света в непроглядном тумане своего мозга. Но ничего не случилось. Он оттолкнул снимок:

– У тебя есть моя ДНК. Это заменяет все ответы, которые я мог бы тебе дать. Мой визит к Лекуантру и последующий арест в конечном счете тебя устраивают. Адвокат, который явится только завтра, и все прочее… Отличная работа!

Они молча смотрели друг на друга, потом Поль прикрепил фотографию обратно. Он выровнял ее, приладив в одну линию с остальными.

– Ты совершаешь ошибку: ты просто не представляешь, до какой степени исчезновение твоей дочери до сих пор не дает мне покоя. Это изменило наши жизни. Бесповоротно.

Он нажал на кнопку старой электрической кофеварки – один из тех предметов, с которыми не расстаются на протяжении всей карьеры, – и застыл, глядя на медленно наполняющийся стеклянный сосуд.

– Каждая паршивая страничка из детективного романа, которую мы получали, разрушала нас еще больше, Коринну и меня. Непонятно, чего хочет этот анонимщик. И при чем тут Агата Кристи? Почему эта сволочь творит такое? Каждый божий день Коринна все больше увязает в сожалениях и гневе. И она не оправится, пока не узнает правды, сечешь?