просто попались под руку. Я беру их с полки и комком заталкиваю в раскрытый зев сумки.

Это можно было бы сделать быстро, но я двигаюсь так, словно все пространство вокруг меня заполнено липкой ватой. Вязну в ней, тону, задыхаюсь.

Мне никак не удается найти внутреннюю опору, стержень, в наличии которого я раньше никогда не сомневалась. Теперь вместо него бесформенная каша, на которую самой противно смотреть. Слабачка! И мне стыдно за свою слабость.

Вещи собраны и я, едва справляясь с собственными пальцами, застегиваю сумку. Она легкая и полупустая. Нормальные люди с такой из дома не уходят, но мне плевать. Как смогла.

Надо позвонить подруге и напроситься на ночевку, умолять, чтобы приютила меня на время. Или забронировать на свою фамилию номер в отеле. Или что-то еще собрать, чтобы выглядело более солидно…

Боже, где мои мозги? Почему они не работают?

Пока я пытаюсь справиться с самой собой, взять себя в руки и сделать хоть что-то логичное, в двери поворачивается ключ.

От этого звука меня простреливает, накрывает паникой, потом прибивает диким параличом.

Макс пришел. Не успела… Теперь выбора нет.

В коридоре какая-то возня, что-то падает, потом быстрые шаги в мою сторону.

— Тась! — Макс врывается в комнату. Моментально цепляет взглядом сумку, стоящую на полу и тут же меняется в лице, — даже не думай.

— Ты понятия не имеешь, о чем я думаю.

Голос звучит как не живой. Мне самой становится от него страшно.

— Я все объясню.

— Не надо. Не утруждайся.

Для полной радости мне сейчас не хватает только этого прекрасного мужского «я все объясню». Это почти «ты все не так поняла», но более продуманный вариант. Его используют, когда есть достойная отмазка.

Кирсанов хватает сумку и закидывает ее в шкаф вместе со всем добром.

— Я и без вещей уйду, — равнодушно жму плечами и направляюсь к выходу.

— Никуда ты не пойдешь, — не обращая внимания на мое вялое сопротивление, Максим тащит меня в комнату и силой усаживает в кресло. Сам опускается передо мной на колени, руки кладет на мои, не позволяя вскочить и уйти.

Да, я бы, если честно, и не смогла. Слишком раздавлена своими собственными эмоциями и ощущениями.

— Тась, послушай меня очень внимательно.

— Какой смысл слушать очередную ложь, — я принципиально не смотрю на него. Когда угодно – на стену, на светлое пятно от окна, или потолок. Только не на него. Мне больно на него смотреть. Реально больно! И от этого так страшно, что начинают стучать зубы.

— Тась… — он морщится, будто я вмазала ему пощечину.

— Ты так самозабвенно уверял меня, что этой твоей… коллеги не будет рядом, а в итоге она отвечает на твои звонки, когда на часах глубоко за полночь.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​— Я понятия не имею, как она пронюхала об этой встрече. Ее туда никто не звал. Она сама приперлась.

— Ммм, а раз приперлась, то не пропадать же добру?

У меня в голове все еще звучит насмешливый голос «соперницы».

Игнорирует мой выпад:

— По поводу телефона, знаю, что выглядит хреново. Но я просто забыл его в пиджаке и вышел с Мироновым и остальными на перекур…

— Угу. А она, стерва такая, взяла и без спроса в него влезла?

— Именно так.

— Не смеши меня, Макс, — пытаюсь подняться, но он удерживает на месте.

— Поверь, мне сейчас не до смеха, — он лезет в карман и достает мобильник, — вот, записи с видеокамер. Смотри.

Против воли опускаю взгляд на яркий экран.

— Вот, мы в зоне для дымящих. В углу указано время, — стучит пальцем по изображению, — А вот тот же самый момент с другой камеры.

На ней четко видно, как Алекса сидит одна в комнате на низком диванчике. Явно скучает. Неспешно качает ногой и постукивает пальцами по подлокотнику, смотрит на часы и зевает, прикрыв рот ладонью.

Потом резко выпрямляется, крутит головой по сторонам, прислушивается и проворно вскочив, несется к креслу, на спинке которого висит пиджак. Я смотрю, как она бессовестно лезет в карман и достает моргающий телефон.

Довольно улыбается, и мазнув пальцем по экрану, отвечает.

Сучка!

Камера не передает звуков, но я по губам читаю уже знакомые фразы.

Потом в комнату заходят остальные. Я вижу, как муж спотыкается на пороге, а потом бросается вперед, вырывая свой телефон из чужих когтистых лап. Затем хватает ее под руку и вышвыривает из комнаты, не обращая внимания на удивленные взгляды коллег.

Даже через экран я ощущаю его злость.

— Видишь, Тась. Я не вру! Не вру…

Глава 12

Максим

Она смотрит на меня, и в светлых глазах такая тоска, что меня самого чуть не выворачивает наизнанку. Я ненавижу себя в этот момент. Меня бомбит от одной только мысли, какой я дебил. Дегенерат с большой буквы Д.

Сейчас, когда дошло, что меня развели, как лоха, все приемы Алексы кажутся очевидными, и от этого еще противнее. Почему я сразу не заметил, не понял? Обдолбаный что ли был? Или пьяный? Или словил временный приступ шизофрении?

Почему сейчас, я вынужден смотреть в глаза жены и давиться чувством вины, и страхом, что она все узнает и уйдет. А она ведь уйдет! Не станет ни цепляться за меня, ни пытаться наступить своей гордости на горло. Таська не из тех женщин, которые готовы простить что угодно, лишь бы святые портки оставались рядом. Она встанет, отвернется и уйдет не оглядываясь. Даже если все еще будет любить.

Все еще…

Содрогаюсь от одной мысли, что это может закончится.

Не хочу. Не отпущу.

— Я верю тебе, — сипит