За стенами вдруг стали говорить по-русски. Кто-то со смехом спрашивал, а когда «белого барашка» резать будем, другой велел притащить его. Возле самой двери послышался топот ног, но дверь не открывалась. Снова кто-то предлагал зарезать русского. Тошнота снова подкатила к горлу, и Рубича вырвало слизью. Пустой желудок сжимался в спазмах, не в силах что-то извергнуть, во рту и горле все горело, пить хотелось еще сильнее.

Постепенно день за стенами темнел. В лагере не становилось тише, и от этого Рубичу не становилось спокойнее. Потом как-то зловеще запылал костер, и возле двери раздались шаги. Стукнул запор, и в сарай, низко наклоняясь, вошли двое. Они схватили пленника за руки и молча поволокли. Рубич не успевал даже перебирать ногами.

Его подтащили к костру, заломили руки за спину и поставили на колени. Холодная сталь легла под подбородок, с силой надавив на него и заставив задрать голову, чтобы он видел все, что происходило возле костра. Все… конец. Одно движение, резкая боль в разрезанном горле, и кровь хлынет под ноги. Через несколько секунд он потеряет сознание от потери крови, а потом умрет. Скорей бы, скорей бы!

– Эй, русский! Смотри сюда. – В поле зрения появился все тот же крючконосый. Он показывал на двоих своих помощников, тащивших к костру барана. – Сейчас мы его зарежем, потому что у нас праздник, а какой праздник без жареной баранины. А потом мы так же зарежем тебя. Ты смотри, смотри. Это не баран, это русский солдат!

Перед глазами у Рубича все поплыло, но снизу в его подбородок с силой давила сталь кинжала, и он не мог опустить голову, поэтому видел, как дергающегося и отчаянно сопротивляющегося барана повалили на землю. Повалили, придавили коленом, задрали голову так, что рога барана уперлись ему в спину, а потом под восторженные крики горцев блеснула сталь. В землю при свете костра ударила струя крови, но напор быстро иссяк. Кровь текла теперь толчками, разливаясь лужей под ногами убийц.

Бритоголовый главарь мазнул ладонью по теплой бараньей крови и, подскочив к Рубичу, схватил его за волосы.

– На тебе крови! – хрипло выдохнул он и провел пальцами по его губам. – Ты хотел крови, так получи!

Запах крови, ее вкус на губах, боль в шее, ужас происходящего, за которым следовала вторая волна ужаса, связанная с картиной его собственной смерти рядом с бараном. Природа снова спасла человека от помешательства – сознание отключилось. В противном случае еще немного, и Рубич сошел бы с ума.

Пришел в себя он от тряски. Сознание медленно возвращалось, и Алексей понял, что эту тряску он ощущает уже давно. И лежит, скорее всего, на полу в машине, двигавшейся по горной дороге. Очень болело правое плечо, как будто в него несколько раз делали болезненные уколы. Рубич с трудом открыл глаза. Перед ними был туман. Он и себя ощущал плывущим в этом тумане, только с толчками снизу. Постепенно зрение восстановилось, и Алексей увидел горы. Странно, но они показались ему какими-то чужими. Чужие горы. И Рубича снова замутило…

Настя Уханова вышла из ванной, подошла к полочке в прихожей и взяла тюбик с кремом для рук. Беглый осмотр лица после душа показал, что свежесть уже не та, что уже не девочка и… вообще как-то все не то. Петр в командировке, будет не скоро. Это не особенно огорчало Настю, потому что близким человеком он так и не стал.

Что это с ней сегодня, почему так не по себе? Настя, продолжая втирать крем в руки, подошла к разложенному дивану и села на него. Пустая комната, пустая жизнь, пустота внутри. Наверное, это все полковник тот виноват… Гуров. Пришел, разбередил застаревшую рану. Лешка жив? Значит, он не просто перестал писать, а с ним что-то случилось! А она ведь тогда не стала даже выяснять. Почему? Уж точно не из гордости. Наверное, боялась узнать, что у него другая женщина, или услышать, что она ему надоела.

А если бы стала искать и выяснять? Что бы изменилось? Он ведь пропал… А она от безысходности вышла замуж за Петра Уханова. Настя вздохнула, чувствуя, как в глазах защипало, вот-вот польются бабские слезы.

Она не столько услышала шорох на лоджии, сколько почувствовала, но почему-то даже не испугалась. Наверное, сердце женское подсказало. И только когда темная человеческая фигура возникла на фоне освещенных окон дома напротив, вся сжалась в комок.

Вот легкая створка с противомоскитной сеткой со стуком открылась, и на пороге появился он. Она сразу узнала его, несмотря на то что прошло десять лет. Только теперь он был весь черный. Черный костюм, черная вязаная шапочка на голове, и лицо какое-то темное. Но это был он! Эти неспешные движения, эта пластика основательного мужчины, этот быстрый цепкий взгляд.

– Ты одна? – почему-то первым делом спросил Алексей.

Настя никак не могла проглотить ком в горле и только кивнула головой, глядя на него во все глаза. Она боялась, что видение вдруг исчезнет, растает как мираж.

– Ну и хорошо, что одна, – тихо сказал Лешка, закрыл за собой створку и медленно стянул с головы свою странную шапочку. – Не напугал тебя, Настюха?

Он спросил это именно таким тоном, каким всегда спрашивал десять лет назад. И так же назвал ее – Настюха. Настя прижала к груди руки, пытаясь что-то сказать. Но что? Что она любила и ждала его десять лет, так никто не поверит, ни один здравомыслящий человек. Что рада его видеть? Что очень хотела, чтобы он был жив?

– А ты, значит, замуж вышла. – Мягко ступая в черных высоких ботинках, Алексей прошелся по комнате, разглядывая стены, мебель. – А я вот живой оказался, Настя.

– Лешка… – наконец выдавила она из себя, – я же ничегошеньки о тебе не знала. Что произошло, как все это случилось. Я ведь думала… Дура, дура, дура!

– Не надо. – Алексей подошел и сел рядом, обняв ее плечи своей сильной рукой. – Ты ничего изменить не смогла бы. Я понимаю, что ты тогда подумала. А все было совсем иначе.

– Боже мой, боже мой, – прошептала Анастасия полным слез голосом и доверительно ткнулась в его грудь теменем. – Как страшно…

– Не кори себя, – поглаживая ее по плечу, заговорил Рубич, – не надо. Ты ни в чем не виновата. Ты все правильно сделала. Ведь надо же было тебе устраивать свою жизнь, заводить семью.

– Лешенька, но что же произошло-то? Что тогда случилось?

– Тогда? – Голос Рубича стал хрипловатым и каким-то надтреснутым. – Тогда много чего случилось. Считай, что умер я. А потом ожил. Много раз умирал и оживал, потому что очень мне надо было вернуться. Никак нельзя мне было умирать насовсем.

– А я вот замужем… – упавшим голосом проговорила Настя. – Ты выживал ради меня, стремился, а я вот…

– Глупышка! – слегка усмехнулся Алексей. – Я знал, что ты поверишь в мою смерть. Любая бы поверила. Не-ет, Настюха, меня другое дело на этом свете удерживало, другое желание…

Гуров собирался ехать домой. Они вышли с Крячко из здания МВД и стали уже прощаться до завтра, как у Льва вдруг зазвонил телефон. В трубке раздался голос подполковника Волкова:

– Лев Иванович! У Анастасии Ухановой визитер!