Вся привычная спокойная сладкая жизнь Башмака полетит в тартарары. И вот он изгой, его весь блатной мир презирает, его уже ищут «быки», чтобы устроить показательную казнь. Чтобы другим неповадно было. А Анзор по кличке Князь горазд на выдумки в этом деле. Башмак помнил, как в прошлом году варили заживо Клопа. Жуткая картина.

Башмак пришел в себя уже тогда, когда летел на машине вниз с Воробьевых гор. Оказывается, он успел прыгнуть в машину, выбить ногами стекло, переехать труп Белого и, щурясь от бьющего в лицо ветра, погнал машину вниз. Куда? Куда? Как спастись, когда за тобой гонится полиция, когда уже скоро обо всем узнает Анзор, потому что его спросят эти «полканы», что «крышуют» трафик аж через саму Грузию?

На «БМВ», с окровавленным капотом и без лобового стекла, таращились и водители, и пешеходы, а Башмак гнал и гнал машину. Он никак не мог придумать, что ему теперь делать. В полицию нельзя, его начнут колоть на все эти дела, и Анзор подумает, что Башмак продался уголовке. К своим нельзя, потому что Анзор сразу заподозрит, что Башмак не зря единственный остался в живых. Куда? Куда?

Башмак понимал, что машину надо бросать. Но бросать в таком месте, где удобно скрыться. И еще надо придумать у кого искать защиты. Не у кого ведь! Блатные не поверят, полиция…

Впереди замигали сине-белые огни, завыла сирена. Башмак чудом успел заметить, что перекресток перекрывают. Но до перекрестка еще есть поворот направо, во дворы, внутри квартала его не возьмут, не успеют. Он рванул руль вправо и ушел между деревьями, чудом проскочив на большой скорости мимо припаркованных вдоль бордюров машин. Сколько так можно ехать, сколько? Вот-вот снова покажутся «маячки» полицейских машин. Так не уйти, а бросать машину страшно, скорость будет уже не та. Но машина приметная, ее уже все знают… Куда? Куда?

Решение пришло в голову неожиданно, как всегда и бывает в отчаянной ситуации. Башмак резко нажал на тормоз и чуть не разбил лицо о руль. Он успел смягчить удар руками, но грудь перехватило, и некоторое время он не мог даже вздохнуть. Вон оно, решение, вот она, защита. Тут можно отсидеться, тут его пока не тронут. Единственное место, где еще можно продержаться, пока не сообразишь чего поумнее.

Выскочив из машины и прихрамывая на левую ногу, Башмак поспешил перелезть через низкий заборчик ограждения бульвара. Какая-то тварь все-таки зацепила его пулей. Вскользь, но крови… полна штанина. Скорее. Скорее! Туда, через дорогу, к школе! Черт, нога не слушается… онемела. Скорее…

Вот и второй заборчик преодолен, вот дверь… разбегаются дети, какая-то баба завизжала в голос и потащила в сторону двух упирающихся карапузов. Дверь… Башмак рванул ее на себя и чуть не упал. Или она оказалась тяжелой, или у него сил уже почти не было. Вот прохладный вестибюль… Черт! Охранник!

– Стоять, падла! – заорал Башмак.

Охранник, мужик лет пятидесяти с приличным пивным брюшком, замер на месте, едва выскочив из-за своего стола. Он стоял, разинув рот, и таращился на черный пистолет в руке незнакомца с окровавленной штаниной в районе бедра. Башмак видел в его глазах страх, и это придавало уверенности в себе. Он пробежал взглядом по фигуре охранника и не увидел на нем кобуры с пистолетом, только фонарик в небольшом чехле. Может, у него под курткой что-то спрятано? Рисковать нельзя.

– А ну! На колени, пошел! Лицом к стене, руки за голову!

От напряжения в горле першило, и все время хотелось откашляться. Башмак доковылял до охранника, который послушно повернулся к нему спиной и встал на колени, и, прицелившись, врезал ему по затылку рукояткой пистолета, как учили когда-то, правее маковки. Он не обращал внимания на крики, визг, удаляющийся топот детских и взрослых ног. У него была цель, он очень устал и очень торопился.

Обшарив карманы и ничего опасного не найдя у охранника, Башмак пнул бесчувственное тело ногой и осмотрелся по сторонам. Коридор и ряд дверей по правой стороне. Наверное, это классы. Он поспешил в сторону коридора, когда увидел, что из первой двери вышла молодая женщина в строгом деловом костюме и уставилась на него полными ужаса глазами. Такие взгляды Башмаку нравились, очень он любил, когда его боялись. Наверное, потому, что это было в его жизни очень редко.

– Стой на месте, шалава! – заорал он на весь опустевший коридор и наставил ствол пистолета на женщину.

За спиной учительницы столпилось два десятка шкетов самого сопливого возраста, боязливо блестя глазенками. Клево! Прямо в масть! Тут его не возьмут, тут за сопляков бояться будут. Башмак сунул под нос женщине ствол пистолета, схватил ее повыше локтя стальными пальцами и прошипел:

– Пошла в класс! И тихо у меня. Рыпаться не будешь – не трону. Поняла? Пошла, я сказал!

Учительница, побледнев как лист бумаги, пятилась назад, машинально сгребая ладонями детей, скопившихся за ее спиной, и походила на курицу-наседку. Сообразив наконец, что от нее требуется, она собрала детей в дальнем углу класса, усадив по двое на один стульчик, а сама стояла, загородив их своим телом и нервно теребя пальцами носовой платок.

Башмак схватил первый же стул и сунул ножку за дверную ручку. Подергав, убедился, что стул держится хорошо, и заковылял вдоль окон, задергивая шторы. Дурацкая легкая ткань ничего толком не закрывала, даже от солнечного света не спасала. Наконец он устало опустился на школьный стул в углу класса, подальше от двери и оконного проема. Испарина тут же выступила на лбу и покрыла все тело – запоздалая реакция. Во рту сухо, а ладони потные. Перекладывая пистолет из руки в руку и вытирая ладони об штанины, Башмак обратил внимание на свою рану. Кровь так и не останавливалась, хотя пуля не пробила мякоть ноги, задела вскользь, но рана получилась глубокая. Надо что-то делать, а то он просто потеряет сознание от потери крови. Сейчас бы хлебнуть чего для поддержания духа, только где взять? Послать эту шалаву? Нет, нельзя выпускать ее. Эта мелкота ничего не соображает, а она – единственный тут взрослый человек.

– Э-э, иди сюда, – призывно махнул стволом пистолета Башмак. – Иди, не бойся.

Дети зашушукались за спиной учительницы:

– Ой, не ходите, Ольга Ивановна… Не надо, он с пистолетом… Не ходите к нему…

Учительница повернулась к детям, что-то вполголоса сказала, успокаивая их, а потом подошла к уголовнику и дрожащим голосом спросила:

– Что вы хотите?

– Сядь, не мельтеши, – с трудом проговорил Башмак. – Давай побазарим с тобой за жизнь.

Учительница не сделала больше ни шага, стоя столбом. Он разозлился и навел на нее оружие:

– Сядь, я сказал!

Женщина побледнела еще больше и, послушно шагнув к соседнему стулу, опустилась на него, как приговоренный к смерти опускается на плаху.

– Тя как зовут-то, подруга?

– Ольга… Ивановна… – тихо ответила женщина, но тут же собралась и сменила тон на дрожаще-требовательный: – Что вам от нас нужно? Это же дети! Вы не должны им причинять вреда. Это дети, понимаете!