Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только ты забыла, моя дорогая, сказать про работу по двадцать часов, хроническое невысыпание и ответственность за людей, которые у меня работают.
— Ради чего, Паша, работать по двадцать часов? — Дарина смотрит пристально, а у меня начинают ходить желваки ходуном. Чувствую, сорвусь сейчас. — Чтобы похвастаться, как ты заработал очередной миллион, и потешить собственное самолюбие?
— Ради того, — подхожу ближе, и она задирает голову, продолжая сидеть на столе. — Чтобы помочь красивой девушке, когда она в этом нуждается. И не требовать ничего взамен, — пауза, во время которой мы сканируем друг друга взглядом. — Я закончил.
Разворачиваюсь к ней спиной и направляюсь к креслу, на ходу снимая галстук.
— А я — нет! — кричит Дарина вслед.
— Это ты у меня в кабинете, а не наоборот, — швыряю галстук в сторону, плюхаясь на свое рабочее место и откидываясь на спинку.
Боже, как я устал! Такое чувство, что вагоны разгружал, а не с одной строптивой барышней пообщался.
Мажор, говоришь? Ну-ну!
Хотя одна только мысль, что она не ответила отрицательно на мой вопрос про друзей, поднимает настроение. Специально спровоцировал, чтобы услышать правдивый ответ.
И то, что Дарина проигнорировала его, подтверждает на сто процентов — она ко мне неравнодушна!
— Поставил на место, — два раза хлопает в ладоши. — Герой. Значит, слушай сюда, добродетель ты наш. Деньги я тебе отдам, и это не обсуждается. Мне только надо немного времени, чтобы собрать нужную сумму.
— Не надо ничего отдавать, — качаю головой. — Ты вообще слышала, что я тебе только что говорил?
— Я сказала, отдам, значит отдам, — рычит Громова, как разъяренная тигрица. — И, пожалуйста, никому об этом не говори.
— Это еще почему? — удивленно смотрю на девушку.
— Потому что в лучшем случае припаяют превышение служебных полномочий, а в худшем, — замолкает и тяжело вздыхает.
— Черт, — провожу рукой по волосам. — Я как-то об этом не подумал.
— А надо было думать, Балабанов. Ладно, что сделано, то сделано, — надевает дубленку, берет сумку и смотрит мне в глаза. — Извини, я тут вспылила немного. В последнее время что-то нервы ни к черту. Спасибо тебе, Паша.
Разворачивается и выходит из кабинета.
А я сижу с открытым ртом, потеряв дар речи. Вот это поворот, нифига себе! Дарина извинилась?! Первый раз в жизни!
Хотя вру, второй. Уже разочек было дело, когда она предлагала перемирие.
Это я, баран, вечно ее подкалываю и никогда не извиняюсь, если перегибаю палку или обижаю девушку. И сегодня снова повел себя не так, как хотел.
Да что за черт! Рядом с ней невозможно вести себя адекватно и сдержанно! Вроде и должен злиться, а чувствую себя снова виноватым.
Бью кулаком по столу, срываюсь с места, хватая на ходу пиджак, и выбегаю на улицу, перепрыгивая через ступеньки. И провожаю взглядом габаритные огни, которые через несколько секунд скрываются за поворотом. Хотя, что я могу ей сказать?
Достаю мобильный из кармана и смотрю на экран. Секунда, две, три… и я убираю гаджет назад. Тяжело вздыхаю и направляюсь назад в офис. Когда же закончится эта пятница?
Дарина
Все выходные думаю, как выкрутиться из сложившейся ситуации. В благородство Балабанова, конечно, трудно поверить, но лично у меня его поступок вызывает восхищение. И я все чаще думаю об этом красавце. Не выходит он у меня из головы, хоть ты тресни.
В воскресенье еду к Аньке в сервис, где узнаю, что это, оказывается, Васька, зараза такая, сдал меня с потрохами. Собираюсь прибить его на месте, но мужчина прячется за спину моей подруги, которая только усмехается от подобной картины.
— Дариночка Александровна, я ж как лучше хотел, — скулит Васька, высовывая голову из-за Анькиной спины.
— Убью, гад такой, — замахиваюсь, а Васька вжимает голову. Правда, потом открывает один глаз, наблюдая, что я стою на месте, не предпринимая никаких дальнейших действий, и усмехается.
— Парень-то хороший, у меня глаз на добрых людей намётан, — выдает Василий. — Он точно помог?
— Надо было тебя посадить, — выпаливаю, наблюдая, как мужчина поникает, шмыгает носом и говорит обиженным голосом:
— Ну, зачем вы так.
— Ладно, я пошутила, — развожу руками. — Иногда у меня шутки дурацкие, но ты все равно гад, — грожу ему пальцем, а он в ответ смеется…
В понедельник даже встречаюсь с риэлтером, которого нахожу в Интернете. Район не престижный, квартира однокомнатная, еще и седьмой этаж из девяти — максимум двенадцать тысяч долларов, и то, если повезет. Говорю, что подумаю, а у самой ни одной здравой мысли в голове.
Поживу сначала в родительской квартире, пока маму не выпишут, а после перееду к Миланской. Знаю, что она пока не собирается продавать свою жилплощадь. А дальше…
Проблемы будем решать по мере их поступления, как говорил кто-то из умных людей. Надеюсь, что все образуется, и Пашка подождет с деньгами. Не могу я оставить всё, как есть. Конечно, я ему благодарна, что помог, но долг все равно отдам.
Во вторник с утра маме делают операцию, и я вся на нервах. Пока не звонит отец и не сообщает, что все прошло успешно. Врачи дают оптимистические прогнозы, и я выдыхаю, понимая, что не могла работать в полную силу.
Шеф в очередной раз ворчит при виде моего бледного вида и, чтобы я развеялась, отправляет с проверкой в один из районных отделов полиции.
Три часа следаки компостируют мой многострадальный мозг. Где их таких уникумов понабрали только, скажите на милость. Но я немного отвлекаюсь от своих проблем, перестраиваясь на работу и вычитывая нерадивых сотрудников за халатность в заполнении документов.
На улице уже темень, когда выхожу из отделения. Завожу двигатель, чтобы прогрелся, и покидаю автомобиль, решая подышать морозным воздухом. Подкуриваю сигарету, глядя куда-то перед собой. Как же я устала, и никаких радужных перспектив на будущее.
Боковым зрением наблюдаю, как из центрального входа райотдела вылетает паренек. Бежит так быстро, как будто за ним гонится стая хищников. Куртка нараспашку, шапка в руке, и волосы развеваются на ветру.
При виде меня мальчишка резко меняет траекторию своего движения, направляясь в мою сторону.
— Тетенька, помоги, — останавливается рядом и тяжело дышит.
— Чем, интересно? — произношу безразличным тоном, потому что мне нет дела до чужих проблем. Со своими бы разобраться.
— Спрячь меня, тетенька, — голос мальчика испуганный, а он сам оглядывается назад.
На вид лет четырнадцать-пятнадцать, одет прилично; интересно, что ему понадобилось в райотделе? Хотя, сейчас такая молодежь пошла, что иногда волосы дыбом встают от их поведения.