– Это ни о чем не говорит, – небрежно бросил Любимов. – И мужчины бывают разные, и почерк можно подделать.

– Можно, – согласился я, опустив замечание про «разных» мужчин. – Но искать я буду не по почерку, есть и другие методы, более точные. Но они требуют некоторых вещей, вот поэтому я к вам и пришел, Юрий Петрович.

– И что это? – он немного удивился. – Я не слишком сведущ в сыскном деле.

– Зато у вас есть контрамарки, – откровенно сказал я. – А контрамарки на Таганку обладают очень неплохим свойством – они размягчают сердца и открывают двери. Так что если вы сможете выделить пару штук...

– Ах, это, – облегченно сказал Любимов, который, кажется, был уверен, что я заставлю его надеть темные очки и отправиться по следу преступника. – Контрамарки есть, конечно. Вам точно хватит пары? И у нас сейчас нет спектаклей, мы начинаем работать в конце августа.

– Знаю, – кивнул я. – Открытие сезона, переполненный зал... двух контрамарок на этот праздник жизни вполне достаточно. Известно, что будете представлять?

– «Доброго человека», конечно, – слегка покровительственно откликнулся он. – У нас это традиция, с этого спектакля театр начинался.

Он покопался на столе, потом залез в ящики стола, погремел там чем-то – и добыл несколько картонных карточек со знакомой эмблемой. Что-то написал на них и подал мне через стол. Я взял и прочитал – 26 августа, 7 ряд, места 13, 14, 15 и 16. Четыре штуки. Щедрость этого человека не знала границ.

– Все первые ряды на эту дату уже распределены, – как-то виновато сказал Любимов. – Сам понимаешь...

Ну да, горком, ЦК, министерство – ну и наше ведомство. Да и МВД наверняка в стороне не стоит.

– Этого вполне достаточно, спасибо вам огромное, – искренне сказал я.

Я был уверен, что контакт Лёшки вполне может посидеть и на балконе – и остаться абсолютно счастливым. Но предлагать такое Любимову я не стал. Он и так сделал максимум возможного.

– Надеюсь, что этого достаточно... – сказал он. – Ради Танечки – ты только скажи, что нужно, в кровь расшибусь. А у вас... у вас всё серьезно?

Я не знал, что Татьяна рассказала Любимову, когда разговаривала с ним перед отъездом, но вряд ли ей тогда потребовалось много слов. На тот момент мы с ней встречались трижды, и она даже не знала, как я встречу её в далеких и страшных Сумах.

– Я же сделал ей предложение, Юрий Петрович, и она сказала «да», – сказал я. – Два месяца – слишком мало, чтобы делать какие-то выводы. Но наша дочь родится в полной семье. А там... как Бог даст.

– Уже знаете пол ребенка? – недоверчиво спросил Любимов.

– Я бы хотел девочку, – улыбнулся я. – Но и мальчику буду рад.

***

– ...а потом он запал на Юльку, дочку самого председателя райкома...

– Ты говорил – райисполкома, – перебил я словесный поток «Мишки».

Этот агент мне достался по наследству от Орехова, и был для него очень ценным источником различных сплетен в музыкальной среде, которые очень выгодно смотрятся в отчетах, но никакой реальной ценности не представляют. Он был певцом, иногда выступал в «сборниках», подобных тому, на котором я оказался в Сумах вместе с Семичастным, но чаще пел по ресторанам высочайше одобренный репертуар. Последний раз я с ним встречался ещё до отъезда, Максу не передавал, поставив этот контакт на консервацию. Впрочем, агентам таких слов знать не полагалось.

– А, точно, вечно их путаю, – повинился «Мишка».

– Райком – это партийный орган, а исполком – это Советы депутатов, – наставительно пояснил я. – То есть этот Багров охмурил дочку высокого советского работника?