площадью голос Андрея Ивановича. — В будущем нет дураков, все умные! В будущем никто не какается!

Грохнула праздничная музыка, загудели двигатели. Полумеханический человек, выбросив из подошв сноп искр, взлетел над трибуной и завис в десятке метров над землей, а вокруг него затрещали фейерверки. К мавзолею побежали пионеры с букетами, чудная лиловая тварь раскинула щупальца, ухватила их и закружила, сама себя превратив в ликующую карусель.

От всего этого визга, треска, блеска Пете Мякишеву казалось, что он заболел, ему снится жаркий высокотемпературный кошмар, и сейчас он либо проснется, если постарается, — либо просто не выдержит и лопнет, разлетится над площадью еще одним салютом. И всех в этом шумном карнавальном будущем, кроме непрозрачного Андрея Ивановича, он видел насквозь, видел, как переваривается в их желудках легкоусвояемая пища и кубиками укладываются в головах мысли. Пете хотелось зажмуриться, закрыть глаза ладонями, но у него не было ни век, ни рук…

Мякишев выгнулся на кушетке дугой и закричал. Андрей Иванович привычным жестом сунул марлевый кляп в разинутый рот. Но эхо этого крика еще долго звенело и перекатывалось в голове Косы, которая именно в это мгновение проснулась и наконец запомнила свой сон. А еще именно в это мгновение открыли глаза интернатовские девочки, которые сидели кружком в дальнем углу своей спальни.

— Мы ей показали? — спросила толстая Рита, которая до занятий по специальной методике Андрея Ивановича считалась глухонемой.

Танюша неуверенно кивнула. Она не знала наверняка, но ведь они так старались все эти недели.

А наутро Коса явилась в интернат. И сразу же поскандалила с дежурной нянечкой, не пускавшей ее как человека, теперь постороннего, к директору. Но скандалила как-то без огонька, не то что в прежние времена — а сама с жадной нежностью разглядывала стены и потолок, точно гладила взглядом свежую краску. Все-таки цел родной интернат, думала Коса, не сгнил и не рассыпался, только засел в его сердце плешивый злодей Андрей Иванович, неведомо откуда со своим портфельчиком взявшийся…

Точно услышав ее мысли, в вестибюле бесшумно возник улыбающийся директор:

— Доброе утро, голубушка! Вы проходите, проходите, направо по коридору. Вы ведь дорогу помните?

И, начальственно воркуя, завел несколько ошеломленную Косу в свой кабинет, усадил на диван — где, судя по скомканному покрывалу, брошенным очкам и синей тетради, сам только что работал. Коса заглянула в тетрадь, исписанную мельчайшим бисерным почерком — такой бывает у престарелых артисток, но никак не у солидных ученых мужей. Разобрать она успела только слово «человечество», и Андрей Иванович захлопнул тетрадку прямо у нее перед носом.

— Так о чем вы хотите поговорить?

Тут Коса ему все и выпалила, стараясь выглядеть по возможности спокойной, — что на него, мол, жалобы поступают, и серьезные жалобы, будто он опыты на детях ставит. И она уже поставила в известность милицию, заявление написала, но если Андрей Иванович объяснит, в чем его методика заключается, и в ней ничего страшного не обнаружится, — она это заявление заберет.

— И как же вам эти жалобы поступают? — мягко спросил Андрей Иванович, не сводя с нее глаз. — Уж не во сне ли?

И взгляд у него был такой, что Коса будто голой себя под ним чувствовала — ничем не прикроешься, ничего не спрячешь.

— Сирот мучаете! В голову им лезете!.. Тридцать девять! — Лицо Косы скривилось на долю секунды и тут же расправилось.

— Любопытный у вас тик. Сами-то давно были у специалиста?

— Я в милицию пойду!

— Так вы же там были уже, разве нет? Заявление написали…

Коса в смятении вскочила было с дивана, но под спокойным и каким-то давящим взглядом Андрея Ивановича села обратно.

— Прежде чем вы куда-то пойдете, голубушка, давайте я объясню, в чем заключаются мои… — Андрей Иванович кашлянул, — опыты. Тут нет никакой тайны, вы просто могли спросить.

Он поставил на столик перед Косой свой знаменитый черный портфель, открыл его и показал ампулы с прозрачной жидкостью, немаркированные и неподписанные. Коса постучала по одной ногтем и вопросительно посмотрела на Андрея Ивановича.

— Да, — развел руками тот. — Новейший импортный препарат для развития мозга. Инъекции. Вот и все.

Увлеченно жестикулируя, директор принялся рассказывать, что, согласно последним исследованиям, люди используют свой мозг всего на двадцать процентов, а воспитанники интерната — и того меньше. Если полностью раскрыть потенциал мозга нормального человека, он может начать предметы взглядом двигать или мысли читать — в научных журналах все чаще описываются подобные случаи. Иностранные ученые, которые разработали этот препарат, рассказывали на симпозиуме удивительные вещи о том, что делали после инъекций участники экспериментов, но это не подлежит разглашению. А для интернатовских детей говорить, понимать, думать — это как для прочих видеть будущее или вступать в контакт с высшим разумом, это чудеса. И, получая инъекции препарата, они сначала сравняются в развитии с обычными детьми, а потом, возможно, некоторые из них пойдут дальше и станут интеллектуалами, гениями, а кто-то начнет гнуть взглядом ложки или освоит телепатию, как знаменитый экстрасенс Вольф Мессинг. Да, кто-то из них, из детей, которые не откликались на свое имя и не могли в туалет сходить без посторонней помощи…

У Косы, убаюканной этими речами, вдруг встала перед глазами смутная картинка, воспоминание о давно забытом сне. Большелобая Танюша сидит на своей кровати, закрыв глаза, и плачет, повторяя, что ее обидел директор, директор, директор… А под плотно сомкнутыми веками тлеют, высвечивая сосудистую сетку, багровые огоньки.

— А если дети не хотят? Если они жалуются?

— Как же они жалуются? Вы разве с ними говорили? — Андрей Иванович прищурился.

— А вот приходят и жалуются! — Коса снова взяла себя в руки и ринулась в бой. — Откуда ваш препарат, как он называется? Документы на него есть? Что он безопасен, что его людям давать можно? Кто вам указание дал его тут испытывать?..

— Препарат абсолютно безвреден, проверено на себе. — Андрей Иванович закатал рукав, и Коса увидела у него на руке свежие следы от уколов. Не просто один-два синячка — рука у директора была исколота вдоль и поперек, как у наркомана, под кожей разливались сине-зеленые пятна, над ними вспучивались воспаленные бугорки. Он, как видно, давно уже вводил препарат даже не в вены, а куда придется, не заботясь о дезинфекции.

— Результаты блестящие! — Директор воодушевленно размахивал своей ужасной рукой. — Если у вас не было мига ясности,