Только тут я заметил, что ровное гудение Мораториума, которое я воспринимал как фон и потому как бы не слышал, меняет тон. Оторвавшись от проводов и детонаторов, повернул голову — вращение механизма замедляется на глазах. Звук становится ниже, тише, гудение разделяется на отдельные щелчки, потом прекращаются и они. Стоп машина. Приехали.

* * *

— Вот эта хреновина, я думаю, — показал я Лирании найденный на площади обломок.

— Похоже на кусок от фарфоровой тарелки.

— Есть такое. Но вряд ли мы найдём подходящий сервиз. Я уже увидел, откуда оно отлетело. Смотри, та хреновина, видишь? Вон и след от пули на станине.

— Тот последний успел?

— Он. Целил во взрывчатку, понимал, что не выживет, вот и дёрнул стволом на нервах.

— И я его убила.

— Именно.

— Но поздно.

— Факт.

— И что теперь? Мироздание рухнет?

— Сомневаюсь. Если бы оно зависело от таких хрупких хреновин, то давно бы к чертям развалилась.

— Не понимаю, почему их нельзя было все крышками какими-нибудь накрыть? Или хоть замок вокруг выстроить, как у Герцога?

— Может быть, когда их строили, было меньше террористов-любителей. Но за Мироздание ты не беспокойся, думаю, Лейхерот что-нибудь придумает. Найдёт, например, ответную часть и выключит. Для равновесия.

— Ладно, не буду за него беспокоиться, уговорил. А с нами теперь что?

— Ну, найдём где-нибудь лопату, разведём огородик, посеем там чего-нибудь, будем жить-поживать. Ты, конечно, не в моём вкусе, но стерпится-слюбится, детишки пойдут…

— Я серьёзно.

— Думаю, Аннушка примчится сюда не позже, чем через сутки. Как только узнает, что я застрял. Она на меня наводится, как компас на топор. Ну, или двери раньше заработают. Лейх сказал, что не знает, как надолго их вырубает. Может, на полчаса. Тогда твой слонятник сразу тут как тут.

— Слонариум.

— Что, прости?

— Наша ЧВК называется «Слонариум».

— Ну, хоть не «Хобот».

— Так что, просто сидим и ждём?

— Типа того. Я пока закладку разберу, не люблю, когда взрывчатка вот так валяется. А ты можешь, например, посмотреть, сколько у нас жратвы. Там в холле мешки, надеюсь, не с одними патронами, потому что я порожняком шёл.

— У меня суточный паек только. И воды фляжка.

— Тогда давай надеяться, что это ненадолго.

* * *

Вечером мы греем в камине трофейные консервы. Их в оставленном снаряжении не так уж много, но на какое-то время хватит. С водой, увы, ситуация хуже. Надеюсь, наша изоляция быстро закончится. Из обрывков того, что я слышал о локалях и мораториумах от всяких умников, типа Лейхерота, сейчас мы должны находиться в некоей условной «нормали», то есть в общей для Мультиверсума линии пространства-времени. А значит, сюда можно просто приехать по Дороге, если знаешь как, и есть, на что навестись. Аннушка знает, и ей есть. Странно даже, что до сих пор не явилась и не устроила мне разнос за бестолковость. До неё уже должны были дойти новости от вернувшихся в нашу локаль Криссы с Карданом. А вот двери так и не работают — я периодически прислушиваюсь к ощущениям, и, если раньше я их чувствовал, как многочисленные слабенькие кросс-локусы, то сейчас тишина. Будем надеяться, это временно. Отвибрирует то, что там затряслось при остановке устройства, успокоится метрика, и Лейх откроет своим ключом дверцу. Но лучше бы Аннушка примчалась. Она всяко симпатичнее.

Лирания — образец антикоммуникабельности и, по большей части, молчит. Но сидеть целый вечер в тишине невозможно, мы понемногу начинаем знакомиться.

Ещё подростком она с родителями и младшей сестрой бежала от войны, оказавшись в итоге в другом срезе. Родители нанялись туда по контракту как специалисты в какой-то редкой технической области. Оказывается, межсрезовый рынок труда существует не только для военных-наёмников. Хороший инженер или учёный, особенно владеющий какой-нибудь востребованной технологией, вполне может получить интересное предложение извне. Особенно если он сидит в лагере для перемещённых лиц на оккупированной территории, и деваться ему особо некуда. На новом месте сначала дела шли хорошо, но потом там сменилась власть, нанимателя убили, и в суете внутренних разборок Лирания и сестра остались без родителей.

— Соболезную, — сказал я.

— Не стоит. Они не умерли. Просто… Неважно. Считай, что их нет.

Оказавшись беспризорницами в чужом городе чужого мира, девчонки ухитрились выжить, хотя стоило им это дорого. Девушка явно не хочет об этом вспоминать. В результате она оказалась втянута в местные разборки и впервые выстрелила в человека. Лирания с детства занималась спортивной стрельбой, однажды навыки пригодились. Нашла, так сказать, себя. Не в том месте, может быть, но так уж вышло.

Девушка совсем молодая, лет двадцать, не старше, но война уже навсегда поселилась в её глазах. Я такие вещи вижу, насмотрелся.

— У Слона тогда как раз ушла из команды Змеямба, его предыдущий снайпер, я попробовалась и получила её место. Хотя он говорит, что мне до неё ещё долго учиться.

— А сестра твоя где?

— Ты, я слышала, был у Дока? Бывшего медика нашего?

— Да, пару раз заезжал по делам.

— Видел Онию?

— Внучку его? Дочь старшего сына? — я вспомнил девочку-школьницу азиатской внешности и только сейчас сообразил, кого мне напоминает Лирания.

— Приёмную, — кивнула та. — Это моя сестра. Не с собой же её таскать по располагам? Её официально удочерили, живёт в семье, учится в школе, я иногда навещаю. Уже зовёт Дока дедом, а его сына Диму — папой.

— Ты довольна?

— Ну… Любой вариант лучше, чем я, поверь. Они хорошие люди, в целом. Док нас с сестрой вытащил тогда из полнейшей жопы. Он всех вытаскивает, человек такой, неравнодушный.

— Да, я заметил. Нам он тоже помог.

— Оньке у них хорошо. Димка с Алькой к ней как к родной. А что она иной раз с трудом припоминает, кто я такая, так оно и к лучшему. Я та ещё сука бешеная.

— Молода ты ещё для «суки бешеной», — засмеялся я. — Так, «сучечка бесючая», не больше.

— Проверять не советую, первый.

— Принято, снайпер.

— А ты, Лёха, чем занимаешься, когда не разминируешь древние артефакты?

— Да так и не скажешь в двух словах… — задумался я. — Встретил Аннушку, влюбился, таскаюсь с ней с тех пор, куда занесёт. Приключенец второго плана, в общем.