Его взгляд мгновенно омрачился:

— Ах… Валентинуа… — Он скрипнул зубами, а губы его искривились.

Очевидно, кондотьер хотел еще что-то добавить, но передумал и резко сменил тему.

Провожая меня к выходу из палатки, он спросил, знаю ли я «кого-то из данных людей» — и прочитал список имен. Произнося их, он сверкал глазами. Я узнал несколько родовитых фамилий Венеции, но не смог похвастаться личным знакомством с ними. И честно сообщил об этом Вителлодзо. Сверкание в его взгляде погасло так же внезапно, как вспыхнуло, и я вдруг увидел вновь стойкого командира с полуприкрытыми подозрительными и усталыми глазами.

— А кто они такие? — с любопытством спросил я.

— Не важно, — со вздохом произнес он. — Все равно все они скоро будут мертвы.

Епископ проворчал, что задница у него уже опять отваливается, и мы остановились на постоялом дворе в центре городка. Заказав кувшин пива, мы вышли с ним на цветущую зеленую поляну, с которой открывался вид на водный поток и луга. В садике никого не было, за исключением пожилого священника, отдыхавшего в тени вишневого дерева.

— Простите, Никколо, — со вздохом произнес епископ, с облегчением опустившись на мягкую землю. — Я понимаю, что вам не терпится поскорее завершить наше путешествие, но я, увы, не так молод, как вы, и мое старое тело не выдерживает вашего темпа.

— Вовсе нет, Франческо, мое терпение безгранично, — солгал я (в начале нашей поездки я называл его «ваше преподобие», но епископ, настроенный на дружеское общение, попросил меня называть его просто по имени.) — Я с удовольствием буду отдыхать в гостиницах каждого проезжаемого нами города. Хотя Синьория и просила нас как можно быстрее добраться до Урбино. Их тревожит поведение Валентинуа. И, возможно, не без причины.

— Да, похоже, он действительно дьявольски хитер. И если он уже захватил Урбино, то мы можем попасть в затруднительное положение. Но, честно говоря, Никколо, я не думаю, что есть какие-то причины для особой спешки. Порой мы несемся как ветер, стремясь попасть в нужное место, а в результате потом долго слоняемся без дела, мучаясь неизвестностью. К нашему прибытию Валентинуа, вероятно, еще только подгонит к стенам свои пушки. Вы же знаете, что Урбино — крепкий орешек. В этом городе отважный, любимый народом герцог и расположение крепости очень выгодное — на вершине холма. В сущности, я скорее предположил бы, что тот лакомый кусочек, на который разинул рот молодой Борджиа, на сей раз окажется ему не по зубам.

Я улыбнулся — Франческо обожал избитые выражения — и сделал большой глоток пива. Отставив кружку, заметил, что к нам приближается пожилой священник. Его покрасневшее лицо выдавало странное волнение.

— Добрый день, господа, — с поклоном приветствовал нас священник. — Не послышалось ли мне, что вы говорили об Урбино?

— Да, верно.

— Что ж, тогда, возможно, вам будет интересно узнать, что я только что оттуда прибыл.

— О, правда? И как там обстояли дела, когда вы уезжали?

И тогда взволнованным, возмущенным голосом человека, коему выпала участь вестника плохих новостей, священник поведал нам, что этот город уже сдался. Видя недоверчивое изумление Франческо, он пояснил, что Борджиа обманом выманил Гвидобальдо из его любимого герцогства с помощью одного присланного с курьером сообщения. В нем он просил противника одолжить ему на время войска, а курьер убедил доверчиво-глупого правителя, что сам Борджиа находится в сотне миль к югу от Урбино. С невиданной скоростью за один ночной переход Борджиа со своими войсками подошел к городу, окружив его с севера, востока и запада. К рассвету вся папская армия торчала под нашими стенами, и Гвидобальдо оставалось лишь бежать, спасая свою жизнь.

Я рассмеялся, оценив крайнюю дерзость такого плана. Франческо же, захлебываясь от ярости, воскликнул:

— Какое вероломство!

— Какой идиотизм! — подхватил я.

Он говорил о Борджиа, а я говорил о Гвидобальдо. Оба мы, естественно, были правы.

Тем не менее разве не лучше, заметил я, для герцога прослыть вероломно обманутым, чем глупо-доверчивым? Мы обсуждали этот вопрос во время нашего заключительного дневного путешествия. Я выиграл тот спор в тот же вечер за ужином, заявив:

— Вероломный предатель в конечном итоге является правителем Романьи, герцогом Валентинуа, правителем Пьомбино, герцогом Урбино, да еще гонфалоньером, командующим папскими войсками. А доверчивый глупец — герцогом без герцогства.

— Увы, — пожав плечами, вздохнул Франческо. — К сожалению, такова реальность.

Он задумчиво помолчал, поглядывая на бокал вина. И по зрелом размышлении заявил, что все равно в загробном мире Господь карает предателей более сурово, чем глупцов.

— Вероятно, это справедливо для загробного мира, — согласился я, — но здесь, на земле, такого еще никогда не бывало.

— Так и договоримся, — произнес Франческо, улыбнувшись служанке, которая принесла нам две дымящиеся тарелки, и добавил: — Buon appetito[28], Никколо!

Подкрепляясь жарким из рубца, я размышлял о том, что же за человек этот Чезаре Борджиа. Может, у него раздвоенный порочный язык? А его дыхание полыхает адским огнем?

Урбино, 24 июня 1502 года

Глубоким вечером, почти в темноте мы прибыли к городским воротам. Со стоном спешившись, Франческо сообщил мне, как крепко будет спать эту ночь после доброго ужина в нашей гостинице.

— Как бревно, Никколо, — повторил он несколько раз. — Я буду спать как бревно.

Однако мы даже не успели завести наших лошадей в конюшню, поскольку к нам подбежал солдат и спросил, не мы ли являемся посланниками Флоренции. Я ответил утвердительно.

— Его светлость уже ожидает вас, — продолжил он. — Пожалуйста, следуйте за мной.

— Но, любезный, мы еще не успели сменить запыленную дорожную одежду, — возразил Франческо. — Не может ли герцог подождать еще полчасика, пока мы почистимся и приведем себя, по крайней мере, в презентабельный вид.

— Мне приказано без промедления проводить вас к нему.

— А как быть с нашими дорожными сумками? И с гостиницей, где мы решили заночевать?

— О ваших вещах позаботятся. Вы проведете ночь во дворце. Итак, прошу вас, следуйте за мной!

Мы с Франческо обменялись взглядами.

— Ладно, — сказал я, припомнив слова самого Франческо. — Это, разумеется, лучше, чем долго слоняться без дела, мучаясь неизвестностью.

Франческо промолчал. На его лице отражалось явное недоумение.

Следуя за солдатом, мы направились по крутой широкой дороге к палаццо Дукале. На полпути Франческо пожаловался, что у него убийственно болят ноги.