Тридцать ее людей последовали за ней на Тинеаг’л через море, и не с пустыми руками. В четырех днях пути к западу отсюда стояли драккары, предоставленные ей империей, – имперские власти также желали остановить Дартуна. Хотя, может быть, не столь страстно, как она. У нее не было сомнений: очень важно привести Дартуна Сура на скамью подсудимых, живым или мертвым. И только ее решительность, целеустремленность и желание всегда и во всем быть первой не давали ей отступить.

Они шли мимо разоренных и обезлюдевших деревень. Дома зияли проемами выбитых внутрь дверей, памятники на центральных площадях были уничтожены, окна разбиты вдребезги, таверны покорежены. Все свидетельствовало об ужасах, происходивших в этих местах совсем недавно. Время и снег еще не успели стереть следы крови.

Несколько недель они шли по следу Дартуна налегке, с одними реликвиями для обогрева, и цель, казалось, была уже близка. Облачная пелена прорвалась, кроваво-красный свет хлынул на белую ледяную равнину. Вглядываясь из-под темного мехового капюшона в далекий горизонт, Папус достала реликвию финна. Непосвященные приняли бы его за медный компас, но этот инструмент служил вовсе не для определения направления. В активном состоянии крошечные фиолетовые молнии начинали скользить по его поверхности – так механизм засекал любую магическую деятельность, совершавшуюся даже на большом расстоянии от него, и указывал точное направление, где эта деятельность происходила. Больше того, древние силы дауниров оставляли следы в пространстве, и по яркости магических разрядов на корпусе прибора можно было судить о том, насколько давно здесь пользовались магией. Несколько недель назад прибор сильно напугал ее – молнии почти исчезли, став такими бледными, как будто и Дартун, и его культисты взяли и растаяли в воздухе. И вдруг, позапрошлой ночью, он вспыхнул снова, паутина пурпурных нитей на его поверхности засияла с удвоенной яркостью, и всякие сомнения в исправности прибора оставили Папус.

Семь саней несли их на север через северо-запад, собаки скребли когтями лед, солнце все время светило им навстречу. Через два часа пути передние сани вдруг встали, и Папус остановила свои.

Один из ее группы, бородатый гигант по имени Миноф, чье присутствие особенно радовало Папус, вглядывался через подзорную трубу вдаль.

– Гиджа! – проревел он.

Папус выбралась из саней и, обходя возбужденно взвизгивающих собак, направилась к нему.

– Что видно? – спросила она.

– По-моему, это они. – Роняя хлопья снега с бороды и мехового капюшона, он протянул ей трубу.

Сначала она видела лишь белизну, потом ландшафт начал проявлять признаки разнообразия, снег чередовался со льдом, кое-где сквозь белую поверхность остовами затонувших кораблей выглядывали камни. Она еще пошарила прибором примерно в том направлении, куда указывал Миноф, пока наконец его рука не повернула трубу в ее руках куда надо.

Они казались крошечными и расплывчатыми, и все же это были люди – человек десять, тоже на санях, очень далеко впереди. Папус даже вздрогнула – так давно они не видели вокруг ничего похожего на живых существ. Потом она испугалась: если это действительно Дартун, значит ей скоро придется объявить ему о том, что его призывают в Виллджамур, на следствие по его делу, а это, несомненно, приведет к конфликту.

– Думаете, это они? – буркнул Миноф.

– Трудно сказать, далеко очень, – ответила Папус, опуская трубу.

Тем временем ее люди начали выражать нетерпение: им хотелось знать, что случилось и почему они стоят. Она громко объявила им о том, что видел Миноф, ища в их лицах следы радости или иных эмоций. Люди в большинстве своем радовались, что их время здесь подходит к концу, и она не могла не порадоваться вместе с ними.

После недолгого совещания Папус отдала приказ приготовить все необходимые реликвии и идти навстречу далекой группе. На сборы ушло не более десяти минут. Вдруг она увидела, как что-то движется к ним издалека, и велела своим людям остановиться.

К ним рысью бежала собака. Безобидная с виду, почти белая, с серой полосой на морде. Торопливо хрупая лапами по снегу, она поглядела на них, села шагах в сорока и замерла.

Миноф крякнул и двинулся псу навстречу.

– Будь осторожен, – предостерегла его Папус.

Он окликнул животное, которое привстало и медленно двинулось к нему. Все молчали, только выл крепчавший ветер. Вихри снега – не с неба, а поднятого порывами ветра с земли – то и дело закрывали Папус обзор.

Папус глубже надвинула капюшон и подняла подзорную трубу, чтобы лучше разглядеть встречу человека и собаки. Приглядевшись, она заметила, что пес движется как-то не так: он переставлял лапы механически, без той текучей грации, которую она наблюдала у животных своей упряжки. Да и глаза… они же красные, как два горящих уголька, вставленные в череп, и зубы сверкают, словно кинжалы.

– Миноф! – крикнула она, когда тот уже протянул руку, чтобы дружески потрепать собаку по загривку. – Лучше отойди, не…

Собака взорвалась.

Столб снега и крови взметнулся в воздух, от толчка вздрогнула земля. Кто-то визжал, собаки выли, наступила паника. Еще миг – и куски мяса и костей вперемешку с фрагментами каких-то металлических пластин, глухо стуча, посыпались с неба. Снег в зоне взрыва стал розовым.

От Минофа и от собаки не осталось почти ничего.

– Черт!.. – выдохнул кто-то у нее за спиной. Кто-то другой истерически плакал.

«Бедняга Миноф…» – подумала она, мучимая внезапно нахлынувшим чувством вины и страхом. Ее люди стояли молча и смотрели на место взрыва, лишь немногие отважились подойти ближе, чтобы понять, как такое произошло.

– Что это было? – встрепенулась Верейн.

– Разве ты не можешь распознать взрыва? – ответил Дартун без всякого выражения. Совсем недавно они следили за тем, как удаляется от них пес, и вот теперь на горизонте поднялся красно-белый столб, вздрогнула земля, а потом все опять стало до жути спокойно и тихо.

«Что это еще за чертовщина?» Она взглянула на оставшихся собак и даже из любопытства прошлась меж ними, чтобы проверить, как они реагируют на происшествие. Все они, кажется, рады были ее видеть, одна даже лизнула ей руку – ни одного намека на то, что они не просто животные, а что-то большее.

Еще двое культистов подошли к ней, – судя по их лицам, они были озадачены не меньше ее. Вспыхнувшие было разговоры быстро затихли. Что происходит? Почему взорвалась собака, посланная Дартуном?

Обернувшись, она увидела Дартуна – тот смотрел вдаль, его фулиджиновый плащ хлопал на ветру, словно боевое знамя. Его профиль был благороден, а поза живописна до неестественности. Осталось ли в нем что-нибудь от человека, которого она любила когда-то?

Они еще долго стояли на ветру. Дартун неподвижно наблюдал за группой людей вдалеке. Никто не отваживался произнести ни слова.

Туунг встал бок о бок с Верейн и сложил на груди руки, для тепла спрятав одетые в перчатки кисти под мышки. Его и без того красное лицо еще больше покраснело от солнца, когда он, щурясь, поглядел на нее.