Девочка беспомощно пожала плечами:

— Домой пойдем, давай, а? А о нем в деревне расскажем. Пусть другие его вытаскивают.

— А если он за это время утонет? — угрюмо буркнул Володька. — Тогда как?

— Не знаю, — Маруська неожиданно всхлипнула. — Только я его боюсь. Он… он, правда, злюка…

Ребята опять настороженно прислушались: давно сорванный голос по-прежнему умолял о помощи. Володька мрачно сказал:

— Придется туда тащиться. Он подонок, конечно, но мы-то нет. Как думаешь?

Девочка обреченно кивнула. Володька ласково предложил:

— А то оставайся тут. Подождешь нас. Я теперь и сам справлюсь.

Он понизил голос и неожиданно для себя признался:

— Я, знаешь, хоть и обернулся человеком, волком все же остался.

— Как это? — Маруськины глаза мгновенно округлились от любопытства.

— Сам не пойму. Запахи, звуки… Зверем, правда, я их лучше слышал, но и сейчас…

— Здорово!

— И тропу, думаю, в болотах найду. Сам. Так что ты оставайся.

— Ни за что! Я с тобой пойду.

— Может, не надо? Устала ведь…

— Пойду!

— Ну ладно…

Володька хмуро посмотрел на солнце: «Вот уж повезло! Не поторопимся, запросто к телефонному разговору опоздаем. Мама черт-те что подумает…»

В болота ребята полезли неохотно. Володька обеспокоенно прислушивался к хриплым, отчаянным воплям. Он старался пробраться к источнику криков не особо петляя, что было почти невозможно.

Маруська, легко прыгавшая рядом, сердито бормотала, перечисляя понесенные по вине Петра убытки:

— Орал на меня, как ненормальный… В капкан из-за него чуть не попали… Напугал, жуть как! Стрелял опять же. Володьке как больно было… Что еще? А! Платье я порвала на повязки… Ой, а мамка-то?!

Последняя мысль оказалась для Маруськи самой болезненной. Она нагнала пробиравшегося немного впереди Володьку. Дернула его за подол футболки и плачущим голосом выкрикнула:

— Платье-то пропало мое! Что мамка теперь скажет?

Володьке вдруг стало смешно. Он легонько шлепнул Маруську пониже спины и пообещал:

— Твое платье я на себя возьму! Клянусь. Из-за него тебе не влетит.

— Ты мою мамку не знаешь, — недоверчиво возразила девочка.

— А ты — меня! Сказал: не попадет, значит, все. Я такой.

И передразнил Маруську:

— Мы, Татарниковы, все такие!

Девочка смешливо фыркнула. Побежала было рядом, но через пару минут неожиданно остановилась и крепко схватилась за Володькину штанину. Он удивился:

— Ты чего?

Маруська икнула и дрожащей рукой указала куда-то в сторону. Володька нехотя перевел взгляд и увидел метрах в двадцати, среди развороченного торфа, немо глазеющую на них голову. Руки, бессильно цеплявшиеся за перекинутую через топь довольно тонкую осинку, уже почти скрылись в зловонной грязи.

— Черт, — потрясенно пробормотал Володька. — Если б не осинка…

Володька строго-настрого велел Маруське оставаться на месте и осторожно стал пробираться к тонувшему. Потом он опустился на живот и пополз, с невольной дрожью ощущая, как дышит под ним огромное болото.

Петро молчал, будто ему язык отрезали, только таращился на Володьку квадратными глазами. А минут через пять рот он захлопнул уже вынужденно: подбородок почти полностью скрылся среди булькающей, неприятной, темно-коричневой жидкости. Осинка прогнулась под чрезмерной для нее тяжестью, но все еще держала.

Совершенно промокший Володька наконец дотянулся до стволика и вцепился в него обеими руками. Сплюнул попавшую в рот дурно пахнущую, горьковатую воду и недружелюбно буркнул:

— Хватайся покрепче. Я попробую тебя вытянуть.

Петро промолчал, лишь его глаза еще сильнее округлились. Чего в них было больше, изумления или ненависти, не сказал бы никто.

«Зря стараюсь, — тоскливо подумал Володька, медленно отползая от зловонной полыньи. — Будь я на его месте, он бы меня еще и камнями забросал…»

Трясина отпускать свою добычу никак не хотела. Отдавала рывками, очень неохотно. Уставшему Володьке временами казалось, что его плечевые суставы вот-вот не выдержат страшного напряжения.

Но он тянул. Тянул, сцепив зубы и чувствуя, как под животом ходуном ходит довольно тонкий здесь слой торфа.

Вот уже на поверхности кипящего болота показались плечи Петро, вот он вынырнул почти по пояс…

В конце концов задыхающийся Володька добрался до более надежного места. Уперся локтями в землю и рванул осинку изо всех сил.

В глазах потемнело. За спиной испуганно вскрикнула Маруська. И тут несговорчивое болото наконец уступило: с громким, протяжным стоном отпустило мальчишку. Петро вылетел из трясины, как морковка из хорошо вскопанной грядки, и поспешно пополз в сторону от быстро стягивающейся дыры.

— Все!

Володька медленно вернулся на тропу и с сожалением посмотрел на ободранные, кровоточащие руки. Маруська всхлипнула и прижалась к нему. Мальчик успокаивающе погладил ее по голове и судорожно вздохнул, окончательно приходя в себя.

Оба хмуро наблюдали, как к ним на брюхе приближается страшно грязный и отвратительно воняющий Петро. Девочка брезгливо поморщилась и прошептала:

— Мы его с собой возьмем?

— Зачем? — тоже шепотом отозвался Володька. — Сейчас из болота выведем и распрощаемся. Нам спешить надо. Дед велел утром подойти, а сейчас уже почти семь…

Петро выполз на тропу и обессиленно рухнул у их ног. Маруська осторожно дотронулась до него кроссовкой:

— Петь, ты как?

— Сама не видишь? — глухо пробормотал односельчанин, не поднимая головы.

— Ты дальше сам из болота выберешься, нет?

— Спешите смыться? — враждебно прохрипел парень и с трудом сел.

Маруська попятилась, оттаскивая за руку и мрачного Володьку. Петро исподлобья зыркнул на девочку:

— С оборотнем связалась?

Маруська ахнула:

— Как тебе не стыдно?! Он же тебя спас! Забыл, да?!

— Спас… А из-за кого я туда попал?!

— Дурак! — Маруська вдруг всхлипнула. — Я не хотела тебя вытаскивать, а Володька… Ты злой! Я твоему отцу все скажу! Ты в меня стрелял!

— Я не в тебя, — огрызнулся Петро, пальцами сдирая с лица грязь и невольно прислушиваясь к ноющему боку. — Я в оборотня! В волка!

Ребята переглянулись. Маруська неожиданно хихикнула. Петро скривился:

— Ты чего?