Прикрытый телом бывшего хозяина, арбалет остался невредим.

Уолтер взвел его, снял с седла колчан с болтами, достал один и загнал в ложбинку. Прицепил колчан к поясу и пошел к завалу, который сооружал Ахира.

Три дерева перегораживали тропу; их стволы и ветки сделали ее практически непроходимой. Но кустарник слева был редким.

– Данерель и ты – да-да, ты, – займите позицию во-он там. И перевяжите веревку с того дерева на это. На случай, если кто прорвется.

С начала атаки прошло всего несколько минут; отступающие работорговцы могут вот-вот появиться. Единственное, о чем спрашивал себя Словотский, это – долго ли смогут его бойцы удерживать их без помощи остальных сил Приюта.

После всей подготовки то, что к завалу вылетело лишь трое работорговцев, было огромным облегчением. Три пули и два арбалетных болта быстро успокоили их.

– Молодец Эйя, вовремя выстрелила – и удачно. Не то мне бы туго пришлось, – заметил Ахира. Подобрав сулицу одного из врагов, он на всякий случай ткнул ею труп. Копье прошло, не вытолкнув крови: мертвец мертвецом.

– Да дохлый он, дохлый, – сказал Словотский.

– Хуже не будет. Я принимаю командование? – Ахира помотал головой, стряхивая с глаз воду.

Уолтер кивнул:

– Давай.

Усталость валила Уолтера с ног, затягивала в мокрую темь. Он тряхнул головой: может, хоть слегка полегчает.

Его трясло. Проклятый дождь… С этим ничего не поделаешь, разве что попробовать чем-то согреться изнутри. Выудив из поясной сумки серебряную фляжку, Уолтер отвинтил крышку и сделал добрый глоток «Отменного Рикетти». Крепкий кукурузный напиток обжег горло и пролился в желудок, оставив по себе приятное тепло, что, пусть ненадолго, прогнало озноб.

Он протянул виски Ахире. Гном отпил чуть-чуть – просто омочил губы из вежливости – и вернул флягу.

– Доброе пойло. А теперь спрячь: мы еще не кончили. Данерель, прибери тут все. Аравен – ступай найди Брена Адахана и Эйю, скажи им, что все кончилось. Да поосторожней, мальчик: не забудь окликнуть их, прежде чем подходить. Ты – как тебя?… – Кееван, возьми Уолтера и лошадей: мы едем к остальным.

Ахира огляделся с мрачным удовлетворением. Повсюду валялись трупы – иные казались живыми, их широко раскрытые глаза уставились в никуда, другие – без рук и ног, с лицами, превращенными в кровавое месиво – едва походили на людей.

Побоище воняло. Как отстойник. В миг смерти работорговцы обделывались – почти все: древний, как жизнь, рефлекс, делающий мясо жертвы несъедобным для охотника.

Ахира хмыкнул.

– Тебя это трогает?

Уолтер сглотнул.

– Не-а. – Он вымученно улыбнулся – такой улыбке не поверил бы даже Ахира. – Когда-то, давным-давно… может быть.

Уборка всегда утомительна, но привычные занятия успокаивают. Главная атака – ею командовал Даэррин – прошла успешно, хотя и не без потерь; часовой, остановивший Ахиру и Уолтера, когда они возвращались, рассказал, что среди и бойцов Приюта, и бывших рабов много легко раненных и, что хуже, погибли двое бойцов – обоих Уолтер едва знал – и почти дюжина рабов пала под выстрелами.

Тут уж ничего не поделаешь. Одно из мерзких свойств жизни: невиновность – не доспех.

Даже долгий перерыв не лишил бойцов Даэррина прежней сноровки: после боя каждый из них уверенно занялся своим вторым делом.

Воины-кузнецы сбивали с рабов цепи, воины-повара рылись в работорговом обозе в поисках провианта, а воины-костровые разводили костры и ставили на них кипятиться воду. В паре больших котлов уже булькала похлебка, двое людей торопливо свежевали лошадь. Другие, ставшие теперь лекарями, осматривали раны, накладывали снадобья и повязки, отмеряли дозы целительных бальзамов. Кто-то рыл могилы, чтобы похоронить погибших, равно воинов и рабов, а похоронная команда обшаривала вражеские трупы и собирала трофеи.

Те, кому больше нечего было делать, выносили тела врагов из лагеря и оттаскивали подальше в лес. Обычно тела работорговцев оставляли на месте – в назидание другим, однако на сей раз было сделано исключение. Даэррин решил – мудро, по мнению Словотского – устроить лагерь здесь же: лило не переставая, а людям – и воинам, и бывшим рабам – надо было отдохнуть. Утром их ждет долгий путь в Приют.

Натянули, как навесы, просмоленную парусину. Кое-кто спрятался под ней, другие собрались вокруг шести кухонных костров – они горели, не обращая внимания на дождь. Впрочем, от дождя осталась лишь мелкая, противная морось.

Обиходить, накормить и устроить на ночь почти полтысячи бывших рабов – нелегкое дело, но Даэррин успешно с ним справился.

Когда Ахира и Словотский спрыгивали с лошадей, он отдавал распоряжения юному всаднику, потом дружески похлопал того по ноге.

– Хорошо. Сверяйся с картой. И еще – лично доложишь мне о каждом из них. Нельзя, чтобы раненые терялись.

– Понял, Даэррин. – Юноша пришпорил коня.

– Есть потери? – спросил Даэррин.

– Обошлось, – отозвался Ахира. – Эйя ранена, рана залечена. А больше и говорить не о чем.

– Славно. – Даэррин широко, одобрительно улыбнулся. – Плохо, что двое погибли, но, может, ими и обойдется.

Уолтер помотал головой.

– Что значит – может? Часовой сказал…

– Мы пока ничего не знаем о тех, кто перехватывал авангард. – Гном пожал плечами. – Но не волнуйтесь: работорговцев впереди ехало только двое, а мы отрядили наперехват шестерых.

Расплескивая грязь, полетел Геверен на пони. Конек еще не остановился, а растерзанный гном уже спешился – и тут же поскользнулся в грязи.

– Ахира, Уолтер Словотский! – выдохнул он. – У нас беда.

– Что…

– Валеран мертв. И пропал Джейсон. – Он посуровел. – Когда поднялась стрельба, он сбежал. Вскочил в седло и дал стрекача.

Я спасал себя. Что мне за дело до щита? Забудь о нем; я добуду другой, не хуже.

Архилох

Я с вами. Едва сказав это, Джейсон понял, что ошибся – непоправимо.

Но ведь именно этого от него ждали. Все вечно чего-то ждут от его сына. Даже и он сам.

Не говоря уж об Эйе и Валеране. Но если от Эйи он мог ожидать – и получить, даже не вызовись он идти – теплую понимающую улыбку, то старый служака, который, кажется, никогда не одобрял ни поступков Джейсона, ни его самого, не только одарил его довольным кивком, но даже расщедрился на быструю похвалу. Большей награды от старого капитана Джейсон не получал никогда.

Это нечестно. Просто – нечестно. Да, от семнадцатилетних ждут, чтобы они запросто управлялись с мечом, луком и пистолетом, радостно бросались навстречу арбалетным болтам и острым клинкам – ну и что с того? Почему Джейсон должен быть, как все? Ведь эти все просто тупицы – не понимают, что меч может ранить, арбалетный болт – пронзить слишком уязвимую плоть.