Вадим непроизвольно, подчиняясь волевому напору двойника, постарался обратиться к подсознанию.

Нет, те эпизоды его не мучили.

— Так какого же… ты мне сейчас достоевские комплексы навязываешь? Моралист, мать твою…

Секонд увидел, что Людмила и улыбается, и кивает одобрительно словам, пусть и матерным, своего нового, точнее — первого, и, пожалуй, последнего друга. Зачем ей другой?

— Ты думаешь, это мы с Людой их убили? Ни хрена. Все — сами. Подсказать, подтолкнуть под руку — это было. Обо всём рассказывать не буду. Лишнее. Но вот с этим, в Швейцарии — чистая психология. Он на самом деле за вечер выпил с литр виски, дико орал на друзей и обслугу, дал по морде жене (и было за что), цепляясь за перила, кое-как вскарабкался по лестнице к своей комнате, а там…

— Можно я скажу? — ласково спросила Вяземская. — А там я. Без одежды, понятное дело. С мазками губной помады на запястьях. Очень похожая статью и прочим на одну девушку, которая из-за этого подонка перерезала себе вены несколько лет назад. Говорю — дорогой, с тобой что-то случилось? Сейчас мы всё исправим. Снова всё станет как было. Главное, ни о чём не думай. Вот он, выход, — и протягиваю ему рукояткой вперёд «найнтин илевен»[125]. А другой рукой пытаюсь погладить по щеке. — Сделай это, — шепчу, — и мы будем вместе навсегда… Он диким взглядом посмотрел на пистолет, схватил его и выстрелил себе снизу вверх под челюсть. Я за него спуск не нажимала…

Как выглядели последствия выстрела, Людмила уточнять не стала.

— Так его что, за девушку? — глупо спросил Секонд.

— А разве мало? — удивился Фёст. — Если мало, прибавь ещё десять миллиардов долларов и достаточное количество махинаций, в том числе — имеющих отношение к поставкам оружия с заводов и складов на Кавказ и в иные регионы. Там, пожалуй, счёт наших убитых солдат на сотни идёт. Пацанов-срочников. Плюс гражданское население. По здешним меркам — почти ничего особенного, но с кого-то ведь надо начинать? Я президенту обещал. И при необходимости на всех остальных столько компры представлю… Через нынешний суд земной, может, и не прокатит, а небесному — вполне достаточно.

— Будешь с ним сегодня встречаться?

— Вечером. Днём он сильно занят. Сегодня, пожалуй, особенно. Так ты с нами или как Понтий Пилат?

— Куда я от вас денусь? Только роль моя здесь не совсем понятна, — пожал плечами Секонд.

— Для начала — как прошлый раз. Будешь моим дублёром, если обстановка потребует. Оператором установки. А на будущее есть работёнка. По специальности. Днём, пока делать нечего, давай весь твой женский отряд сюда переправим. Через ту квартиру: в этой я кое-какие обеспечивающие мероприятия собираюсь осуществить. А девчонкам, пока Тарханов занят, своей властью через Стрельникова за одесские подвиги по недельке отпуска организуй. С запасом. Мы тут, по здешнему времени, может, и за сутки управимся, но мало ли… Непременно — с правом выезда за пределы столицы. В Питер, например, для коллективного осмотра достопримечательностей. А то и в Гельсингфорс, в гости к твоим родителям. Папаша наш, почти общий, морские прогулки организует, то да сё… Сообразишь? — Фёст, сказав об общем папаше, слегка скривился.

У Секонда, действительно, отец, в чине старшего инспектора кораблестроения, то есть, попросту, инженерного вице-адмирала, имел огромную квартиру в Гельсингфорсе на Эспланаде и дачу на берегу. Его же родитель, отставной контр-адмирал, жил в петербургской трёхкомнатной «хрущёвке» в Автово, получая грошовую пенсию. Не посылал бы Вадим родителям денег — перебивались бы с хлеба на квас.

— Уж это — полностью в наших силах. Лариса, к примеру, мадам Эймонт по мужу, совершенно случайно оказалась сводной тётей Вирен Инги Робертовны. С бумагой, от её (Ларисиного) имени моей Майей написанной, могут и в Стокгольм поехать… По местам боевой славы предков. Там несколько сельских участков им теоретически принадлежат, глядишь — отсудят. В любом случае — своё присутствие зафиксируют.

— Это, может, и лишнее на данный момент, а вообще идея хорошая, — прикинул Фёст. — Однако сейчас им в моей реальности вертеться придётся. Какая там Швеция…

Внезапно обозначилась проблема с размещением «валькирий» на Столешниковом. Если семь молодых и красивых девиц в ней сегодня-завтра поселятся, внимание на сей примечательный факт непременно обратят.

Не соседи, соседям без разницы. Кроме профессора с супругой с верхнего этажа, остальные тут люди серьёзные, занятые, им чужими делами интересоваться некогда.

Бывший в полном курсе[126] истории приобретения смежной жилплощади через голову держащих центр Москвы бандитов, Фёст, кое в каких вопросах поопытнее не живших здесь в девяностые годы Новикова и Шульгина, с большими основаниями предполагал, что присматривать за этим местом продолжают.

Самое простое было бы — поселить девчонок в какой-нибудь большой гостинице неподалёку, в «Метрополе», «Национале» или даже «Рице» (денег бы хватило). Там они наверняка потеряются среди нескольких сотен других постояльцев, но для стратегического замысла — крайне неудобно. Фёсту нужна была команда в сборе. В любое время дня и ночи.

Тем более ни снаряжение, ни оружие в номерах самого «надёжного» отеля не оставишь. Прислуга непременно работает или на власть, или на ОПГ. В каком-нибудь Париже можно положить на тумбочку запертый кейс с деньгами и рассчитывать, что любопытного с фомкой среди горничных и гарсонов в ближайшие сутки не окажется. Да и то…

Придётся действовать напрямик. «Честность — лучшая политика», в чём лично убедился герой хорошего фантастического рассказа, пообщавшись с инопланетными агрессорами[127].

Фёст, взяв с собой Людмилу, спустился в вестибюль. В кабинке консьержа за пуленепробиваемым стеклом дежурил один из шести охранников, нанятых ещё Новиковым. Платили им даже по московским меркам крайне прилично, и текучесть кадров в отделении была нулевая. Кроме того, имелись ещё какие-то причины их верности служебному долгу и особой преданности лично хозяевам двух конкретных квартир. Хотя и с прочими жильцами они были предупредительны и профессионально вежливы.

Уезжая якобы в длительное путешествие, Новиковы и Берестины, на которых и была зарегистрирована жилплощадь, по полной юридической форме доверили все права проживания и распоряжения господину Ляхову. А Шульгин, пользовавшийся у охраны ещё большим авторитетом, чем сами хозяева, перед отбытием представил Вадима всему личному составу и с непререкаемой убедительностью сообщил, что данный товарищ в его отсутствие будет по отношению к ним пользоваться всеми правами командира отдельной части в военное время. Если кому не нравится — расчёт произведём на месте. У нас — свобода личности и трудовых прав граждан. С одновременным аннулированием разрешений на ношение короткоствольного боевого оружия. Всякие там «макарычи» и «наганычи» нас не касаются.