Ведущий тяжело поднялся и попер в гору – движки еле тянули в редком воздухе. На заснеженном, продутом ветрами перевале скопились две БРДМ и полдесятка БМП[19], а сразу за горой клубился молочный кисель – туча.

– Садимся!

Сдувая камешки и снег, «вертушка» присела, выпуская на холод солдат.

– По машинам!

В БРДМ сумрачно, но тепло – броня успела прогреться на утреннем солнце. Михнов влез в машину через верхний люк, сразу встал на колени к пулеметной башне, проверил затвор, прицел, ленту. Мамедов сел на командирское место, надел шлем, застегнул на горле ларингофон, вызвал вторую машину:

– Ноль-второй, я ноль-первый. Связь постоянная. Прием…

Рядовой Ионин отсоветовал Переверзеву лезть под броню.

– Там теплее, конечно, – рассудил он, – но если на мину наедем, вряд ли уцелеешь. А «бабаи» в основном гранатами пуляют – учил, наверное, какое избыточное давление образуется, если эта дура внутрь угодит? Контузией не отделаешься…

– А пуля? – поинтересовался Александр.

– Это да, – согласился Ионин. – А ты надейся, что мимо пронесет!

Переверзев кивнул и сел на броне лицом вправо, опустив ноги в командирский люк – и нижние конечности не мерзнут, и ветер не задувает под бушлат.

– Не страшно еще? – оскалился снизу Мамедов.

– Не-е! – улыбнулся Шурик. – Мне что, лишь бы патронов хватило!

– Ну, ты бое-ец, сержант! Не завидую «духам»!

– Приготовиться к движению! – разнеслась команда. – Заводи!

Обе БРДМ и БМП покатили с горы вниз, под облако, и скоро въехали на кривые улочки брошенного кишлака. Порой глиняные дувалы выпирали к самой дороге; боевые машины проносились между ними с грохотом, подобным тому, что выбивает поезд из железного моста.

– Стрелять только по видимой цели! – предупредил командир.

По узкому каменному мостику БРДМ переехала реку и запетляла между машинами разгромленной колонны «зеленых», как десантники называли афганцев-военных. За покореженными автомобилями и перевернутыми прицепами грелись у костерков афганцы, кутаясь в широкие серо-коричневые шинели.

– Дали им жару «духи»! – прокомментировал Мамедов.

Внезапно в голову колонны ударило длинное, беззвучное пламя душманского гранатомета, и туман моментально заполнился звуком и цветностью. Трассирующие очереди башенных пулеметов скрещивались над развалинами со светящимися в полете снарядами скорострельных орудий БМП. Снаряды втыкались в пересохшую глину дувалов, и Переверзев даже на броне чувствовал, как от их разрывов содрогалась земля.

– Вроде накрыли «духов»! – кричит прапорщик снизу. – Остальные издалека бьют! А, вот и на нас переключились…

Последние слова он выговорил под зловещий шелест гранаты.

– Бьют справа, метров с двухсот!

– Командир! – крикнул Ионин. – Слева тоже пальба!

– Слышу! Хотя и не вижу… Полная тишина! Наблюдать вправо и влево. Докладывать. Не стрелять.

– Ноль-первый, ноль-первый! – донеслось из наушников. – Левее тебя вижу «духов»! Обходи дувал и работай!

Переверзев уселся над люком механика-водителя, развернулся лицом к левому борту машины и уперся каблуком в приваренные к борту скобы. Развалины кишлака слева полыхнули десятками огненных трасс. Он сбросил предохранитель и стал палить в туман короткими очередями. Две-три пули вызвенели из тумана.

Переверзев почувствовал сильный удар в каску, от которого она сползла на лицо. Схватившись за тонкую сталь, он порезал пальцы о края рваной дыры на макушке – пуля пробила каску, задела стропу подшлемника, скользнула мимо головы.

– Сашок! – спросил Мамедов. – Там вправду воет, или мне это только кажется?

– Сирена это воет, товарищ прапорщик! – ответил Ионин. – Сигнал сбора банды!

Не включая фар, БРДМ рванулась вперед. На поворотах корма передней БМП мерцала тормозными огнями, на миг освещая летящий из-под колес гравий.

– Обороты, Быков, давай обороты! И старайся след в след! «Духи» просто обожают мины в щебенку закапывать…

Механик-водитель прогудел что-то в смысле: «Тише едешь, дальше будешь».

И тут переднюю БМП подняло на облаке огня, оглушительно грохнул взрыв противотанковой мины. БРДМ затормозила, люди поспрыгивали с брони, занимая круговую оборону. Душманские гранатометы стреляли залпами, в паузах доносился треск автоматов.

– Саперы! Где саперы?! – надрывался Мамедов.

– Мы на месте! Сняли две мины, дорога чиста!

– Добро! Прогревать моторы!

– Вперед!

Колонна рванулась по дороге, и тут снова раздался шелест гранатометных выстрелов, но уже не над головными, а над замыкающими машинами.

– Сзади подкрадывались! – крикнул прапор. – А хрен вам, мы уже вырвались!

Вскорости погасли багровые веера трассирующих очередей, стих грохот разрывов. Солнце разогнало тучи и отогрело броню. Переверзев, устало опустив голову в каске на торчащую крышку люка, вздремнул. Первый в его жизни бой закончился…

* * *

– …И началась моя служба, – договорил Шурик.

– Все ясно, – вздохнул Кузьмичев. – Эй, пузатики! Кончай валяться. Разлезайтесь по палаткам, и отбой! Группа Шматко – в дозоре! Сашка, сменишь их во вторую луну.

– Есть, товарищ полковник!

Пожалев, что палатку делить придется с небритыми десантниками, а не с Аллой, «товарищ полковник» залез на свое место, обнял подушку и совершил погружение в сон.

Караван из четырех бээмдэшек растянулся метров на сто. Кузьмичевская шла впереди, прокладывая колею. Дорога радовала полковника, будоражила чувства, острила ощущения.

А впереди их всех ждала великая радость – встреча со своими потомками. Сколько же они узнают интересного, нового, чудесного! И всем скопом отправятся на Землю…

Георгий стер с губ глупую, не мужественную улыбку и приник к перископу.

Большая вода спала, и повсюду – в лесу, над реками и болотами – клубились испарения. Орбита Водана была позатейливей земного круга – зима, короткая как мини-юбка, сдергивалась с планеты весной, жаркой и агрессивной. Красное солнце, прозванное Гелиосом, вытапливало снега. Теплый ветер, поднятый суматошным голубым гигантом Хорсом, сушил почву, будто феном.

Весна на Водане была маленькой переменкой между краткой порой холодов и долгим летом.