Чем дальше в каньон углублялись БМД, тем круче задирались слоистые стены – на триста метров, на четыреста, а сверху над потоком нависали стеклянисто отсвечивающие пласты шлака. Громадными козырьками выпячивались они, глазурованные и раковистые, а в их тени осыпался рыхлый, не пропеченный грунт.

– Ничего себе, – пробормотал Воронин, боязливо выглядывая из люка. – Метров пять толщиной! Это ж какую энергию надо было затратить, чтобы так прокипятить почву…

С воем в каньон ворвался летающий дискоид, настолько плоский, что пилоту места просто не было оставлено. Диск застрочил, захлебываясь, целым потоком реактивных разрывных пуль, и они убийственным градом забарабанили по броне. Сегаль развернул башню. Оглушительно заработала пушка.

– Вижу туннель! – крикнул Джафар. – Слева! Как в метро!

– Сворачивай!

Кузьмичев присмотрелся. Ниже левого «козырька», прямо из щебнистого грунта, выходила огромная труба, метров шести-семи поперечником и с толстыми стенками. БМД развернулась, веером разбрасывая гальку, и рванула в туннель.

Дискоид провыл, почти касаясь рябящей воды. Трижды ударила пушка со второй бээмдэшки, словно принимая эстафету, но взрыва Георгий не услышал – дисковидный аппарат свечкой ушел вверх, и вой разом стих.

– Джафар, глуши мотор.

– Есть!

Пара ведомых БМД, визжа и скрипя по неизвестному стройматериалу, забралась в туннель за ведущей. Пушка крайней развернулась к реке. К Кузьмичеву обернулся бледный Воронин.

– Надо полагать, – сказал он, – мы попали в коммуникации тех, кого уничтожили наверху. Была ли там база или город – все превратилось в шлак. Но нижний уровень уцелел…

– Короче, Склифосовский! Извините, вырвалось…

– Да нет, нет, вы правы. Уж это многоглаголание… Просто я подумал: а вдруг мы найдем здесь оружие, как вы тогда, у лонгструмпов? Или уйдем по туннелю, никем не замеченные…

Георгий подумал и кивнул.

– Выходим, только тихо. Сегаль, Саксин – бдите!

– Так точно!

– Со мной идут Виштальский и Воронин.

– И мы! – подняли руки Алла с Наташей.

Кузьмичев проглотил резкое слово отказа и обреченно махнул рукой:

– Вперед!

Скользя и оступаясь на сыпучем вывале, Воронин первым перебрался через него.

– Нет, тут, наверное, не проедешь… – пропыхтел он. – Наносов много…

– Осторожнее, – предупредил Кузьмичев.

– Я и так… – прокряхтел ученый, пробираясь вперед, через камни, смешанные с глиной.

Кузьмичев влез за ним и помог Алле. Виштальский подсадил Наташу. Впятером они двинулись по темному зеву иноземного коридора-туннеля. Ноги ступали по нанесенной грязи, и скоро по телу побежали мурашки – сыростью потянуло и холодом, как из погреба.

– Сейчас… – пробормотал Воронин, включая мощный фонарь.

Коридор уходил во тьму, а слева, в вогнутой стене, показались полукруглые воротца. Их толстые створки не сходились, мешал слой засохшей грязи, зато можно было без труда проникнуть в соседнее помещение. Оно было небольшим и квадратным в плане. Грязь нанесло и сюда, но уже проглядывал гладкий серый пол.

– Тут еще дверь! – произнесла Наташа почему-то шепотом.

Обе створки были сомкнуты, но в них имелось по выемке с торчавшим штырем. Ухватившись за штырь, Кузьмичев потянул дверь на себя.

– Ее, наверное, не так открывают! – всполошился Воронин. – Надо в стену задвигать!

Георгий послушался мудрого совета, и дело пошло – створка неожиданно легко откатилась в стену. Воронин тут же просунулся в зияние, посветил и отпрянул.

– Там… – пролепетал он. – Там…

– Что?

Кузьмичев отнял у ученого фонарь и шагнул за дверь. Мурашек прибавилось. Он вошел в обширный бункер, по стенам которого блестели непонятные приборы, а пол был завален скелетами. Их тут было десятка два – костяки лежали вповалку.

– Это не люди, – глухо проговорил Виштальский. – И не лонгструмпы. Видите, черепа какие?

Кузьмичев хмуро кивнул. Черепа и впрямь не походили на человеческие – какие-то вытянутые, причем в обе стороны – и назад, переходя в острый затылок, и вперед, оканчиваясь выпяченной нижней челюстью, без зубов, но с режущей пластиной.

– Ого! – изумился Воронин. – Да у них по два позвоночника! Вот и вот.

– И вот еще позвонки… Или это руки такие? Ничего себе… Как щупальца!

– Жаль, одежды не сохранилось… – вздохнула Алла.

– Что вы хотите, – развел руками Воронин. – Здесь долгое время стояла температура градусов в двести, если не выше. Бедняги…

– И ведь зона обстрела наблюдается только здесь, в окрестностях, – сказал Марк задумчиво, без обычной своей экспансивности. – Нам с высоты было видно далеко. Надо полагать, что скелеты принадлежат не аборигенам, а пришельцам из космоса.

– Какие еще аборигены! – фыркнул Воронин негодующе. – На Водане природа не додумалась даже до млекопитающих, общий уровень очень низок…

– А при чем тут млекопитающие? – сказал Виштальский задиристо. – Или вы полагаете, дядя, что разум не мог возникнуть у птиц или рептилий?

– Фантазер ты, однако…

– Да нет, – заносчиво проговорил капитан, – просто я не позволяю своему уму закостенеть под догмами.

– Не ссорьтесь! – встряла Наташа.

– Что ты, Наташенька, это у нас диспут!

– Ну, не знаю, не знаю… – протянул Воронин. – Во всяком случае, в одном ты прав – тут, скорее всего, находилась база инопланетян.

– И напали на них такие же пришельцы из космоса!

– Или другие.

– Или другие…

Скользя взглядом по приборам, где навечно застыли непонятные значки и символы, Кузьмичев дошагал до задней стены бункера. Там обнаружилась дверь, выводившая в коридор, перегороженный кучей грунта, просыпавшегося с рухнувшего потолка.

– Здесь еще ходы, – сказал Воронин приглушенно. – Ничего, пусто. Поверхности очень ровные, как будто оплавленные…

Голубоватое пятно света вычленило из темноты прямые стены и рамы из светлого металла. Рамы стояли поперёк коридора. Остатки переборок?

Виштальский сказал:

– Да-а, строил кто-то на века…

От коридора пошли поперечные проходы, но все они заканчивались тупиками. После четвертой по счету рамы-переборки, с которой свисали отдельные нити-паутинки, не дававшиеся на разрыв, коридор вывернул в обширный зал. Помещение было кубическим, на потолке и стенах еще оставались полосы светлого материала, похожего на пластмассу или фарфор, красивого бирюзового оттенка. На полу зала лежал толстый слой пыли, и уж что именно в нее превратилось, оставалось только гадать. В каждой из стен было по проходу.