Он подошел ко мне и ехидно заметил:

– Какие люди и без охраны! Да еще и в компании Баженова! Что же ты тут забыла?

Я нахмурилась, но ответила:

– Сама не знаю.

– Или ты надеялась спрятаться от меня за широкой спиной Дениса Дмитриевича?

Я оглянулась на означенного персонажа. А улыбаться-то он перестал и внимательно за нами наблюдал. Эх, не видать мне работы. Ну и черт с ней. И на хрен этих обоих козлов! Мужики-то нормальные вообще есть, а? Хотя о чем это я. Лекс вот нормальный, Хосе тоже ничего, Каверских. Наверное, должны еще быть.

– Да, надеялась, – признала свой промах.

– И осталась ты, сладкая моя, без работы, – подводит он черту, – Как же будешь моего ребенка кормить? Так что, пожалуй, придется мне спасти дитя от голодной смерти. Судья с удовольствием отдаст мне ребенка. Но я – не как ты. Я тебе разрешу встречи, уж так и быть. Одну – в год.

Вот, могла бы я его убить, я бы убила. Но в этот момент сработал таймер, а лицо Костика приобрело совсем фиолетовый оттенок. Поэтому я плечом отодвинула с дороги Давлатова и почувствовала, как он напрягся от одного моего прикосновения

– Извини.

Интересно, он возбудился? Подошла к Костику, проделала обратную манипуляцию. И ву а ля! Человек может дышать. В который раз Сергей меня так разбесил, что, увидев, заходящегося в зал Хосе и сопровождающих его ребят, я решила высказаться до конца и, обернувшись к Давлатову, щелкнула пальцами перед его надменным носом и продолжила:

– А я, мой сладкий, буду теперь жить по твоему принципу – мне все можно. Поэтому в жопу тебя, Россию и правовое поле. Я перееду жить в Колумбию и займусь торговлей наркотиками. Поэтому хрен тебе, а не суд, и ребенка ты не увидишь. А если даже я и приду туда, то свое отцовство ты не докажешь.

Давлатов звереет из-за моих слов. По нему видно, что он еле сдерживается, чтобы меня не ударить. Но тут к нам приблизился Хосе. Он с пистолетом, а пистолет он носит в плечевой кобуре, одетой поверх рубашки. И он не носит пиджак. Хосе, белозубо улыбаясь, загородил меня от Давлатова и по-испански спросил, чего ему надо.

Я также по-испански рассказала Варгосу, зачем Давлатов ко мне прицепился, Хосе предложил мне отправиться домой.

Давлатов, видимо, не знает испанского, поэтому спросил:

– Что этот наркоторговец лопочет?

Я пояснила по-своему:

– А он говорит, что синьор Рамос будет очень рад мне. Обещает море рома, девочек, мальчиков и косячок с травкой. Короче, красивую и беззаботную жизнь. Adios amigos!

И вот не знаю, зачем я это сделала. Кажется, я сумасшедшая. Прежде чем уйти, я поцеловала Сергея в щеку. Он замер, прожигая меня ненавидящим взглядом, да так и остался стоять.

Мне неприятно здесь находиться, и с Баженовым я разговаривать не хочу, поэтому мы с Хосе спустились с ринга и двинулись к выходу.

Как вдруг Давлатов меня окликнул:

– Дина, давай поговорим нормально.

Я не выдержала, обернулась:

– Ты-ы-ы? Ты умеешь нормально разговаривать?

– Дина, – в его голосе предупреждение, – Я не позволю вывести ребенка из страны.

Вот нормальный разговор и закончился, не успев начаться.

– Мне не нужно твое позволение, – оборвала я его.

И мы с Хосе свалили в закат.

Дома я села у телевизора и впервые за долгое время захотела напиться в хлам. Но я – образец для подражания. Возле меня скачут Лена и Матвей. И вместо пьянки я пошла во двор кататься на роликах.

На следующий день вечером в ворота на территорию участка проехала машина Лекса и два внедорожника непонятного происхождения. Я была возле на качелей.

Сначала катала Матвея я, потом он катал меня. Обычно это развлечение продолжалось, пока сыну не надоест.

Хосе тоже был во дворе, благо погода хорошая. Вопросительно посмотрела на него, он жестами показывает, что все в порядке.

Пассажиры покинули автотранспорт. Это Лекс, Баженов и охрана Баженова, среди которой я заметила Костика. Он на меня косится с явной опаской.

Лекс и Баженов подошли ко мне. Баженов, не скрываясь, разглядывал Матвея. Из кухни выглянула Еленкина голова. Девочка, завидев своего кумира, расплылась в широченной улыбке и мурлыкнула:

– Дядя Лешечка, привет! А кого это ты к нам привез? В нашем ареале обитания вроде такой живности не водилось.

– Лена, – укоризненно тянет Лекс.

Я хмуро взглянула сначала на Еленкину голову, которая, заметив выражение моего лица, скрылась в кухне, потом также посмотрела на стоящих передо мной мужчин и обратилась к Лексу:

– Ты зачем его притащил?

Но Баженов не дал Лексу получить на орехи:

– Это я попросил Алексея привезти меня к Вам. По поводу вчерашнего я хотел извиниться. Я виноват и прошу прощения. Мне оправданием может служить лишь то, что я занимаюсь серьезным бизнесом, а Ваша внешность никак не вяжется с каким-то обеспечением безопасности.

Мне нет дела ни до него, ни до его бизнеса. Я лишь хочу работать, чтобы иметь возможность достойно растить своих детей. И чтобы Давлатов не смог отобрать Матвея. И ни в какую Колумбию я не хочу. И мне неудобно перед Карлосом за все, что он делает для меня и моих детей.

И незачем так пялиться на моего сына!

– Это, конечно, лестно. Но умные люди сначала думают, а потом делают, – я после вчерашнего все никак не могла взять себя в руки, – И можете ли Вы быть так любезны, прекратить пытаться при помощи глаз провести моему сыну генетическую экспертизу?

Баженов перевел взгляд на меня и захлопал своими длинными, совершенно девчачьими ресницами. Ах да, я все время забываю, что с владельцами компаний, холдингов и корпораций так разговаривать нельзя!

– Динк, ты чего, – Лекс знает, что я не люблю незаслуженно обижать людей, но сейчас я себя плохо контролирую.

Вдруг от ворот раздался длинный автомобильный гудок. Я и Хосе направились к воротам, а Лена забрала Матвея в дом.

Дина

Я и Хосе вышли через калитку на улицу. И я не поверила своим глазам. На меня навели порчу, сглазили, прокляли, заколдовали, а, может, все сразу. Синяя «Порше Панамера» расположилась перед воротами дома, где я живу, а еле стоящий на ногах Давлатов, выйдя из автомобиля, рукой жал на сигнал.

Мне уже не хотелось его даже убивать. Мне захотелось, как маленькому ребенку, сесть на дорогу, пускай и пыльную, и заголосить на всю улицу так, как будто у меня случилось самое большое горе.

Хосе спросил:

– Что будем делать?

– Если бы я еще знала!