Юсуф склонил набок голову, прищуриваясь и оценивая слова ульчийца.

«Лодья Ильяса уже завалилась на один из бортов и слегка осела на нос. В бронях под обстрелом они только потонуть с честью могут, а засевшее судно… его еще можно спасти. Может, врагу тоже дорог э… уже фактически его товар? Нет, не в этом дело… Да ну его, товар этот, про жизни думать надо! Если не сдаемся, то Ильясу почти сразу конец, а нам через мгновение-другое, хоть и продадим мы им нашу погибель не по дешевке. А если сдаемся, то сначала нас вырежут безоружных, а потом будут спокойно смотреть, как соседи наши топнут. И так и так — плохо. Это если подразумевать, что нас обманут. А чтобы этого не случилось…»

— Прими мое решение, ульчиец! — упрямо нагнул голову купец. — Как высадятся товарищи наши на остров, так мы сразу сложим оружие. Не хочешь на такое соглашаться — сразу стреляй!

— Вот ты какой, северный олень… Спасти товарищей хочешь? Добре, мне это нравится! Но согласен я на твой расклад только при одном условии. Безоружный переходишь ко мне на лодью, я тебя связываю, а если хоть один волос упадет с моих воинов по вине твоих людей или людей твоего товарища — лично перережу тебе горло. Как тебе это? Согласен? Тогда кричи своему напарнику обо всем этом громче, а потом прыгай сюда!

* * *

— Мыслишь, что посмеялся надо мной, ульчиец, и этим все кончится? — Ишей, пряча ухмылку, старательно переводил слова разгорячившегося Ильяса. — Да за такие дела тебя выпотрошить мало… Надо еще заставить бегать, придерживая свои волочащиеся кишки, вокруг этого костра! И так до самого конца твоей никчемной и, надеюсь, очень короткой жизни!

— Это ты про тот маленький бочонок с дерьмом, булгарец? — У Ивана, в отличие от Ишея, скрыть обуревающие его чувства получилось лучше, и в глубине его глаз плескалось лишь скучающее равнодушие, несмотря на сверкающие бешенством взгляды Ильяса. — Который я назвал джирской данью? Сделать такое явно не в твоих интересах… Ах да, вы не знаете этого слова. Говорю, позор на себя навлечь хочешь? Ты подумай, если сам над собой не посмеешься, то через пару месяцев над тобой будут потешаться по всей Волге. Так что советую тебе, Ильяс, самому рассказать во всеуслышание обо всем при первой же возможности. Пусть знают, что тебя эта история забавляет… Ну и приври чуть для красного словца. К примеру, рассказывай, будто мы сами этот бочонок наполнили от страха, удирая от вас на полном ходу!

— Да зачем ты вообще придумал кинуть его, а? Почему на смех всех стараешься поднять? Не лучше ли все дело решить мечами, прямо тут? — Вопросы стали сыпаться из Ильяса один за другим, однако вид его говорил, что о словах презренного ульчийца он все-таки серьезно задумался.

— Это ты вовремя — нет бы на тонущей лодье насчет мечей предложил, а теперь… Теперь ты слово дал, что не поднимешь на нас своего оружия в ближайший месяц. Да и зачем тебе рисковать своими воинами? У Юсуфа людишки все разоружены, и нас теперь уже в два раза больше. Да успокойся ты! И так уже в нашу сторону вои твои подозрительно поглядывают от костров. Думают, раз раскричались, то ратиться начнем вскоре… А зачем бочонок кинул? Нет, не для смеха и не для унижения кого-либо, скорее — для эффективности, — перевел Иван взгляд на Юсуфа, предваряя его вопрос. — Опять не знаете такого слова? Вот скажи, Ильяс, чем занимались твои воины, когда бочонок рассыпался и его содержимое растеклось по воде, которая стала поступать из пробитого днища? Правильно, — полусотник не стал дожидаться ответного перевода Ишея. — Они все вскочили на лавки и храбро отстреливались от своего врага, то бишь от нас. А в это время вода продолжала хлестать, так? Однако воины твои предпочитали рисковать своими шкурами, чем лезть в воду заделывать пробоину, правильно? Ну да, это происходило, пока ты на них не прикрикнул, но сколько времени между тем прошло, а? Вот это и называется эффективностью с нашей стороны. — Заметив, что Ильяс впал уже в глубокую задумчивость, Иван решил немного выправить ситуацию с ухмылками, неодобрительно поглядев на прикрывающего рукой усы воеводу. — Только ты, купец, не пытайся повторить сей подвиг по бросанию бочонков на дальнее расстояние — у нас это случайно получилось…

— Кхм… да, — подтвердил Трофим, решив таким образом сгладить свою вину за неподобающее поведение. — Прошлись мы с одной стороны по брошенным веслам вашим, дабы не смогли вы далеко уйди, если из речной засеки все-таки освободитесь. А уж на близком расстоянии из-за щитов сам бог ве… ну, само собой получилось бросить.

— К делу перейдем или как? — устало вопросил Юсуф, молча слушавший никчемную перепалку уже с четверть часа. Подняв взгляд на воеводу недавнего противника, он решил напрямую выяснить наболевшее: — Какую виру от нас потребуете? Вины на нас нет, мы свой долг исполняли, однако… однако сила на вашей стороне, и слово вам мое дано.

— Это к полусотнику моему все вопросы, поскольку он все это шутовство и затеял, — устранился от ответа Трофим, оставляя купца в недоумении. — Я бы положил вас всех за нападение и не придумывал разных чудачеств. Но раз его замысел без ущерба нам обошелся, то пусть развлекается с вами дальше.

Юсуф молча перевел вопросительный взгляд на вставшего и отошедшего от огня Ивана. Костры запалили на острове днем, для того чтобы перевязать булгарцев. Купцы попытались от помощи отказаться и хотели было дать указание наскоро перевязать раненых, из которых к тому времени уже извлекли стрелы, но ветлужский воевода сослался на свой богатый опыт по лечению и чудодейственные средства, будто бы данные ему лекарем в дорогу.

Заварив в походных котлах цветки ромашки для очищения ран, ветлужцы слегка погасили кипящие эмоции, особенно после того как собственноручно стали промывать и перевязывать раны своих противников чистыми тряпицами. А пока булгарцы кидали заинтересованные взгляды на гладкие бока котелков, их недавние недруги даже успели заварить в них успокаивающий сбор трав, собранный в дорогу Вячеславом, не трубя, конечно, о его свойствах во все стороны. После того как купцы и ветлужские воеводы сообща пригубили напиток и удалились, а остаток горячей жидкости нашел себе приют в желудках рассевшихся около костров булгарских воев, эмоции утихли уже совсем, и кто-то на ломаном языке даже пытался задавать какие-то вопросы спокойно расхаживающим по лагерю противника воинам с Ветлуги.

Нет, братания не было, люди всего лишь час назад противостояли друг другу. Более того, ситуацию контролировали ветлужцы, засевшие большей частью с луками в лодьях и лишь изредка посменно ходившие размяться на остров. Однако и наставленного оружия не было, как не было провоцирующих выкриков и ссор. Обе стороны получили четкие приказы не задирать друг друга и расположились лагерями по соседству, чтобы контролировать недавнего врага было легче. А начальство уединилось около костерка на небольшом мысе. При этом у всех на глазах и достаточно недалеко, поэтому спуску не даст, если кто-то решит устроить замятню, так что лучше уж совсем не баловать.

Поскольку вызволение из речной засеки прошло успешно, а ветлужцы даже помогали булгарским воям выбираться из начавшей тонуть лодьи Ильяса, то первые наслаждались своей бескровной победой, а последние не слишком огорчались из-за небольших потерь. Что же до остального, то… начальству виднее. Если договорятся — хорошо, если нет, то никогда не поздно схватить лежащий щит и встать рядом с товарищем. А пока можно отдохнуть. Нет, не расслабляться, а просто походить около уреза воды и осмотреть массивные сооружения, подтащенные ветлужцами к берегу. В самом деле, не бросать же веревки и доски в воде, а на мелководье их распутать гораздо легче.