Мой выпускной состоялся в июне, а значит, я целый месяц проучился в школе, будучи звездой на радио — для семнадцатилетнего это даже слишком мощно. Я сошел со сцены в шапочке и мантии выпускника и побежал обнять мамулю. Она шутливо отмахнулась, выхватила у меня из рук аттестат и сказала:

— Ну-ка, это не тебе, это МНЕ.

К июлю Дана практически не выпускал нас из Studio 4, где мы записывали наш дебютный альбом «Rock the House». Поскольку мы с Джеффом сочиняли песни с самого дня нашей встречи, закончили мы молниеносно. К сожалению, Дана продолжал портить наш материал, миксуя и переделывая его до неузнаваемости. Наши отношения с ним становились все напряженнее, но думать об этом было некогда. У нас вышел хит, и нам срочно нужно было решать, как получить с этого бабки.

Мы отыграли несколько концертов в разных уголках Восточного побережья с LL Cool J и Whodini, включая пару нью-йоркских выступлений, на которые все билеты были распроданы. После этого мы собрались в наше первое полноценное турне: играть на разогреве у Public Enemy и 2 Live Crew, двух самых влиятельных хип-хоп групп страны.

Мы загрузили наш багаж в автобус. Родители торжественно передали меня в руки моей новой хип-хоп семьи. Джей-Эл был «отцом» — самый зрелый среди нас, он был за старшего. Моим родителям он расписал всю нашу программу, включая автобусный маршрут, названия и телефонные номера отелей, адреса площадок и даты концертов, имена и контакты агентов.

Джей-Элу был двадцать один год, почти двадцать два. Родителям было спокойнее оттого, что он за нами присматривал. Омар был младше всех — ему было всего шестнадцать, но даже в том возрасте у него был совершенно чумовой стиль. На нем всегда была самая модная одежда, и он был единственным моим знакомым, который всегда брал с собой в дорогу утюг. У большинства групп было как минимум двое танцоров для симметрии, но Омар после волшебной операции был настолько хорош, что нам больше никто не требовался. Мы с ним выросли на одной улице. Он был свидетелем всех главных событий в моей жизни. Он видел Роли-Чоппер и ковбойские сапоги. Он паковал лед в отцовском цеху. Он даже наврал мне, когда меня грузили в фургон скорой помощи:

— Да сто процентов, чувак, ты попал прямо в кольцо!

Омару нужно было учиться в школе еще год, поэтому Джей-Элу пришлось идти к нему домой и клясться его матери, что домашние задания Омара он берет под свою ответственность. Мисс Браун — которая уже сыграла ключевую роль, придумав имя для Фреш Принца — поставила перед Омаром условие, что он может поехать с нами в турне, только если сохранит свой статус отличника.

— Не переживайте, миссис Рамберт, — сказал Джей-Эл маме Омара. — Я закончил Овербрук, Уилл закончил Овербрук, и я клянусь вам, я сделаю все возможное, чтобы Омар тоже закончил Овербрук.

Весь следующий год Джей-Эл помогал Омару делать домашку в номерах отелей, гастрольных автобусах, зонах отдыха. Они даже не пошли с нами в парк аттракционов «Шесть флагов над Джорджией», потому что учили теорему Пифагора.

Рэди-Рок всю ночь накануне протусил на вечеринке и был измотан. Он кинул сумки в автобус и немедленно уснул на своей койке, не дожидаясь отъезда.

Джефф как раз купил новенькие кофры для перевозки вертушек, пластинок и битбоксов. Из-за всей суеты я не обратил внимания, что Джефф в тот день был сам не свой. Только спустя несколько лет он признался: все детство он практически не выбирался из своего подвала, и всякий раз, когда мы уезжали из Филли, с ним случались сильные панические атаки со всякими физическими проявлениями. У него бывали приступы рвоты по тридцать-сорок минут, но никто из нас об этом не знал.

Мы все решили, что, раз нам придется ездить в кучу незнакомых городов и городишек, то будет глупо оставаться без охраны. На заре хип-хопа «охраной» считался твой самый большой, высокий и угрюмый друг. Нашего звали Чарльз Олстон по прозвищу Чарли Мэк.

Чарли Мэк вырос в Южном Филли, в одном из неблагополучных районов города. Его родители разошлись, жил он с мамой. Первое время они часто переезжали, и в итоге жить дома стало невыносимо.

Уже в одиннадцать лет Чарли начал ошиваться на улицах, приторговывая дурью. Вскоре он переключился на торговлю оружием и более серьезными наркотиками. Когда мы с ним познакомились, он был выше двух метров ростом и весил почти 140 килограммов. С Чарли Мэком шутки были плохи.

В тот день он пришел с зеленым пакетом для мусора, набитым мелкими купюрами — это явно была его вчерашняя выручка. Он тащил мешок на плече, как какой-то Санта-Клаус из гетто.

— Чарли, нельзя же просто так расхаживать везде с мешком денег, — сказал Джей-Эл.

— А че, че, че такого, в смысле? Я без своих бабок никуда, — пробурчал Чарли.

Голос у него был очень низкий, и для двухметрового амбала он тараторил слишком быстро. Заведясь, он мог повторять одно и то же слово или фразу бесконечно, пока ты не сдашься. «Чувак, чувак, чувак, чувак, это, это, погодь погодьпогодьпогодьпогодь». Тут уж кто угодно ошалеет — из-за тембра и скорости его речь едва можно было разобрать, но она волшебным образом могла подчинить любого.

Так что мы дали ему успокоиться — я, Джефф и Джей-Эл решили поговорить с ним позже. Мы болтали о наших мечтах и о том, чего надеемся достичь. Мы предложили Чарли выбор: продолжать торговать наркотой или попробовать вместе с нами построить настоящую жизнь. Мы не могли сразу платить ему столько же, сколько платила улица, но пообещали, что, когда сможем, обязательно заплатим.

Чарли притих. Было видно, что он глубоко задумался. У него ведь тоже были мечты. И где-то в глубине души он знал, что заслуживает большего — просто никто ему этого раньше не говорил.

— Ладно, давайте замутим, — ответил он.

Так он и посвятил свою жизнь нашей группе. Наши отношения окажутся непростыми, но с того самого дня он никогда больше не продавал наркотики.

Сумки погружены, прощальные слова сказаны, группа готова отправиться в путь. Я обнял семью и запрыгнул в автобус. Три грязные ступеньки на его подножке были порогом в мою новую жизнь, звездными вратами, порталом из детства в бесконечную неизвестность — туда, где я буду сам по себе, где папуля меня больше не тронет, но и не защитит тоже. Вдали от стыда за то, что я подвел свою мать, вдали от ее глаз, в которых читалось: он испортит свою жизнь.

Когда двери закрывались, я перехватил взгляд Джиджи. Она улыбнулась так же, как всегда улыбалась в церкви.

— Главное, не забывай, голубчик, — сказала она, — будь добр ко всем людям — никогда не знаешь, когда встретишь их снова.

Солнце клонилось к закату, когда наш автобус покатился по мосту через Чесапикский залив. Пенсильвания сменилась Делавэром, Делавэр — Мэрилендом, и первоначальное волнение немного улеглось. Гул дороги успокоил меня и погрузил в раздумья.

Меня вдруг озарило: теперь я стал главным.

Я никогда никого не любил сильнее Мелани Паркер. Я хотел жить с ней долго и счастливо, защищать ее от безумного мира. Хотел помочь ей сделать жизнь лучше.