Отдельные крестьянские мятежи чаще всего не перерастали в большие восстания. Выплеск недовольства ограничивался погромом господского дома и, в крайнем случае, убийством помещика. При этом крестьяне не пытались изменить своего положения, только отомстить за жестокость и безвинные обиды. Крестьяне верили в высшую справедливость, воплощением которой являлся царь, и волю. Для ее достижения крестьяне могли действовать сообща, особенно если думали, что воля близка или ее уже объявили, но помещики это скрывают.

Сентябрь 1801 года. Коронация Александра I, дворец князя Александра Куракина. Новенький московский дворец, построенный по проекту архитектора Матвея Казакова, принимал первый бал. Вся высшая российская знать во главе с «ангелом красоты и благости» молодым императором Александром I была здесь. Объявили экосез — веселый шотландский танец, популярный при европейских дворах в XVIII — первой половине XIX века. Фигуры танца размещали мужчин и женщин в два ряда. Рядом с Александром I оказался шестнадцатилетний юноша, который быстро и со знанием дела отвечал на вопросы императора о представителях московской аристократии, плохо знакомой царю. Этим юношей был Александр Чернышев.

После этого Чернышев был принят камер-пажом при высочайшем дворе и переехал в Петербург. Через год он уже корнет элитного Кавалергардского полка, с которым участвовал в знаменитом Аустерлицком сражении. В суматохе отступления русско-австрийской армии Чернышев исполнил личный приказ Александра I и быстро доставил важное царское послание главнокомандующему Михаилу Кутузову. Чернышев продолжил воевать с французами, а после заключения Тильзитского мира в 1807 году отправился с дипломатическим поручением в Париж. Здесь он умом и познаниями в военном деле смог очаровать еще одного императора — Наполеона I. С 1809 по 1812 год Чернышев передавал взаимные послания двух императоров и был в самом центре военно-дипломатического кратера Европы.

В Отечественную войну 1812 года Чернышев близко познакомился с военными качествами и особенностями службы донских казаков. Он занимал должность начальника штаба Летучего казачьего корпуса донского атамана Матвея Платова, а в Заграничном походе 1813–1814 годов командовал кавалерийским отрядом, основную часть которого составляли донские полки. Служба среди казаков оставила глубокий след в памяти и карьере Чернышева. Вероятно, не только военные занятия так привязали талантливого офицера к Донскому войску. Вот как свое пребывание в корпусе Платова осенью 1812 года описывал английский военный эмиссар Роберт Вильсон: «Донские казаки хороши во всех отношениях. К тому же они привозят к нам превосходнейшие вина, осетрину, икру и огромные бочки с красными и белыми грушами, коими Платов снабдил меня в сверхизобильном количестве».

Именно служба с донскими казаками убедила Чернышева в том, что в будущих войнах особое значение приобретут действия легкой кавалерии. В докладах доверявшему ему императору Чернышев подчеркивал ключевую роль небольших мобильных конных отрядов в тотальном разрушении линий коммуникаций противника, которое неминуемо сделает большую вражескую армию голодной и безоружной. Чернышев был уверен в необходимости не только поддерживать военный потенциал донского казачества, но всеми возможными способами развивать его как один из стратегических военных ресурсов Российской империи. Но вместе с тем для Чернышева и других влиятельных военных было очевидно, что донскому казачеству необходимы реформы. Причин тому несколько: система управления обветшала и замерла над пропастью между военной и гражданской администрацией; продолжали функционировать и институты казачьего самоуправления, которые не вписывались в общеимперскую систему порядка и законности. Но главной причиной был быстрый рост крупного помещичьего землевладения на Дону, который приводил к малоземелью рядового казачества. Дело в том, что казак вооружался и снаряжался на войну за свой счет. Богатый или хотя бы зажиточный казак — хорошо вооруженный воин на доброй лошади. Бедный казак — плохо вооруженный горе-вояка на дохлой кляче. Понятно, что с последним много не навоюешь, и это ставило крест на всех военных теориях и штабных раскладах.

25 марта 1819 года. Санкт-Петербург, Зимний дворец. Император Александр I читал важные государственные бумаги с наиболее близкими и сведущими в соответствующих вопросах вельможами. В этот раз царь читал записку Чернышева о положении в Войске Донском с самим автором и своим фаворитом графом Алексеем Аракчеевым. Чернышев готовился к отъезду на Дон и представил самодержцу предварительные принципиальные соображения о целях миссии. Четвертый пункт записки касался земельной проблемы: «Земли в Донском крае принадлежали прежде войску вообще и ежели находятся они в какой-либо частной собственности, то сие едва ли не есть злоупотребление, введенное случаем и утвержденное временем. Сверх того, чрез сие угрожается благосостоянию главнейшей части обитателей сего края и дожидают стеснение и недостатка в земле и, следовательно, казаки в последствии времени, лишась способов существования посредством земледелия, принуждены будут удаляться из недр своей отчизны, изменяться в своих нравах, обычаях и наконец могут потерять самый воинственный характер свой, столь ныне их отличающий. Равным образом и владельца крестьян кои суть, можно сказать, те же казаки, но чрез чины, получившие право дворянское на покупку и владения крестьянами, оставляя мало по малу трудолюбивую жизнь донского воина, будут предаваться неге, роскоши и, привязываясь более к собственности, ослабеют в чувствах народной нравственности. Следовательно, злу сему должно положить на будущее время твердую преграду и как нельзя вовсе искоренить его, то по крайней мере ограничить и сколь можно ослабить».

Атаман Денисов не предполагал, что его скромное предложение о кодификации и усовершенствовании донских административных регламентов вызовет такие энергичные действия верховной власти.

17 апреля 1819 года Чернышев приехал в Новочеркасск. Ему был оказан хлебосольный и улыбчивый прием, что, наверное, напомнило ему о военной службе с донцами в 1812–1813 годах. Но за этой завесой показной радости и напускной душевности от человека умного и проницательного, которым, без сомнения, являлся Чернышев, не могли скрыться истинные настроения донской аристократии. Богатые и влиятельные казаки встретили царского генерал-адъютанта опасливо. Многие за глаза поругивали атамана Денисова, который так не вовремя задумал систематизацию донских административных регламентов, что обернулось приездом царского то ли эмиссара, то ли ревизора.

Вскоре казаки-магнаты и высшее донское чиновничество получили дополнительный повод для глухого негодования. Александр I назначил в Комитет об устройстве Войска Донского еще одного человека — опытного чиновника Василия Болгарского. Как отмечал Чернышев в письме к Аракчееву, «назначение к присутствию в комитете чиновника министерства юстиции принято ими (членами донского правительства. — А. У.) еще с большим огорчением, нежели собственное мое». Но были на Дону и казаки, которым учреждение комитета и приезд Чернышева подарили надежду на справедливость и установление предела земельным аппетитам казачьей верхушки. Казаки станицы Вешенской писали начальству о том, что их станичные (юртовые) земли «заняты ныне господами помещиками». Казаки Каменской станицы жаловались, что «помещики впущают в юрт станищной табуны, коими делают разные обиды, да к тому же получают в станищном юрте по чинам их лесные и сенокосные паи, чем приводят в совершенную казаков обиду». Таких обиженных казаков было большинство, но их многочисленные голоса оставались до поры не слышны в коридорах власти.