Атаман Денисов увереннее чувствовал себя в делах военных, чем в гражданских. Принимать решение не в пользу казака-землевладельца он не стал, опасался «унизить степень господина», что могло бы «легко поселить в крестьянском понятии мнение о несправедливости и жестокости онаго». Поэтому Чикилев отделался атаманским предписанием, «чтобы он не оставляя попечений по законной обязанности помещика о благе крестьян своих, ни за какие вины их без земской полиции не наказывал, и употреблял бы их в свои работы каждого по мере сил, и не больше узаконенного времени (не более трех дней в неделю. — А. У.)». Об этом своем решении Денисов доносил министру юстиции Лобанову-Ростовскому 30 января 1819 года.

Эта история не осталась незамеченной в Петербурге. Император Александр I под влиянием своего окружения давно задумывался о масштабной реформе казачьих войск, но Отечественная война 1812 года и блестящая служба донских казаков в войне с Наполеоном на время заставили царя забыть о реформаторских замыслах. А вот необходимость содержать огромную армию в мирное время и сведения об административных непорядках на Дону вернули императору интерес к казачьим делам.

«Из малых, государственным казначейством получаемых, доходов Россия издерживает ежегодно половину на содержание сухопутных и морских сил, окроме иждиваемых народом на оные нарядами подвод, отоплением, освещением и прокормлением» — так о расходах на содержание почти миллионной российской армии в первой половине XIX столетия писал самый известный системный либерал того времени граф Николай Мордвинов. Проблема содержания огромной армии в мирное время являлась одной из наиболее обсуждаемых в правительстве Александра I. Императору показалось, что выходом станут военные поселения — своеобразный гибрид казармы и колхоза. Армейские части, расположенные в военных поселениях, существовали в автономном режиме: самостоятельно производили все необходимое для жизни и поддерживали боеспособность. Таким образом, Александр I рассчитывал со временем полностью избавиться от рекрутских наборов, в результате которых значительная часть мужского населения отрывалась от производительного труда. По данным историка Валентина Корнилова, из 4 миллионов естественного прироста мужского населения в царствование Александра I рекрутами стали 2 миллиона человек. Армия пухла — страна хирела.

Донские казаки в глазах царя были блестящим образцом таких военных поселений — земледельческо-промысловая община мирного времени, которая в самый короткий срок трансформировалась в мобильную и многочисленную военную силу. В октябре 1816 года императорский генерал-адъютант и герой Отечественной войны 1812 года Александр Чернышев составил обозрение пограничных военных поселений Австрийской империи, которые прикрывали протяженную границу с Османской империей. Казачьи войска Российской империи также располагались на неспокойной южной окраине и должны были служить надежным, а главное — необременительным кордоном безопасности. Не случайно в это время появляются проекты создания большого казачьего войска на пространстве между Черным и Каспийским морями. «Пространство сие для составления Кавказского казачьего войска, населить переселенцами из внутренних малоземельных губерний, равно и солдатами, потерявшими здоровье и способность к строевой службе, и здоровыми, но престарелыми до 45 лет, которые с присоединенными казачьими полками, ускорят образование всего того войска; в котором завести собственную конную и пешию артиллерию… и сформировать пехотный легион из солдат, набранных в разные времена в Кавказской губернии, и служащих ныне в разных полках», — предлагал автор одного из подобных проектов подпоручик Михаил Лофицкий.

На донских казаков рассчитывали, поэтому сведения о различных упущениях и управленческой неразберихе на Дону воспринимались в Петербурге с волнением. Осенью 1818 года Александр I получил рапорт донского атамана Адриана Денисова, в котором тот признавал, что многие войсковые порядки, которые не были точно фиксированы в документах, «совершенно изменились» или «весьма ослабли». Временные полумеры не вносили ясности, а только запутывали дела донских казаков. «Будучи без остатка предан в высочайше вашего императорского величества службе и не видя никакой возможности всего того, что от толикой давности времени в войсковых наших распорядках и разных обрядах изменилось или ослабло, исправить одними частными и временными дополнениями и подтверждениями, тем больше, что каждое таковое установление следует рассматривать в частном его виде и в общей связи всех распорядков и обрядов, дабы одним не нарушить или не ослабить другого, — я осмеливаюсь просить дозволения учредить при войске Донском особую под председательством моим комиссию, из четырех членов состоящую…» — писал императору атаман Денисов.

Предлагаемая комиссия, по замыслу Денисова, должна была, среди прочих важных вопросов, разработать новую систему землеустройства и землепользования, «дабы и будущее потомство не имело утеснения, и как остатками за тем удовлетворить чиновников, имеющих поселенных крестьян…».

Александр I ответил на рапорт Денисова в марте 1819 года. Император полностью одобрил планы атамана, но сверх того сделал членом теперь уже не комиссии, а комитета своего генерал-адъютанта Александра Чернышева. «Любимый ими (донскими казаками. — А. У.) на поприще воинской славы и взаимно к ним душевно привязанный, он конечно заслужит и в сем мирном труде их уважение, тем более, что ему известны предположения мои по разным частям устройства вообще армии нашей и он может передать вам общие соображения, кои с пользой вы приложите к войску Донскому» — так о Чернышеве писал император.

…Спустя год после пропажи кобылы и мятежа Левицкого старшина Чикилев, несмотря на предписание атамана Денисова, отнял землю у своих крестьян и перевел их на месячину — ежемесячную выдачу содержания (еды, одежды) обезземеленным крестьянам за шестидневную рабочую неделю в хозяйстве помещика. Классическое описание тягот крестьянина-месячника представлено в знаменитом «Путешествии из Петербурга в Москву» Александра Радищева: «Он (помещик. — А. У.) себя почел высшего чина, крестьян почитал скотами, данными ему (едва не думал ли он, что власть его над ними от бога проистекает), да употребляет их в работу по произволению. Он был корыстолюбив, копил деньги, жесток от природы, вспыльчив, подл, а потому над слабейшими его надменен. Из сего судить можешь, как он обходился с крестьянами. Они у прежнего помещика были на оброке, он их посадил на пашню; отнял у них всю землю, скотину всю у них купил по цене, какую сам определил, заставил работать всю неделю на себя, а дабы они не умирали с голоду, то кормил их на господском дворе, и то по одному разу в день, а иным давал из милости месячину».

Жестокость помещиков повсеместно приводила к проявлениям крестьянского протеста. Иногда дело заканчивалось трагедией. Летним днем 1818 года в Боровицком уезде Новгородской губернии флотский капитан и землевладелец Лутохин наблюдал за работой своих крестьян в поле. Помещик делал многочисленные замечания, обвинял крестьян в лености и тут же вместе с подручными проводил экзекуции. Долготерпение крестьян внезапно кончилось, они перебили немногочисленный эскорт Лутохина, зашибли насмерть и его самого. Тело помещика крестьяне оттащили в ближайший лес и там сожгли на груде сучьев. В ходе следствия выяснилось, что крестьянская расправа над помещиком не была стихийной. Все крестьяне лутохинской вотчины составили против хозяина заговор и выжидали подходящего момента. Причиной заговора стало то, что Лутохин «завел много работ, держал крестьян на барщине безрасчетно, наказывал их нещадно и употреблял в работу в праздничные и воскресные дни». По итогам разбирательства, несмотря на бесчеловечность Лутохина, крестьяне были признаны виновными: 67 человек били кнутом и розгами, еще двадцать восемь сослали в Сибирь на каторгу.