Стефани вспомнила рассказы Фелиции об её первых поцелуях. Как богата она в этой части. Как много у неё опыта.

Вечером, в отцовском доме, на беседке, позволяя Фрэнку робко целовать себя, Стефани думала о сестре. Истории оживали в сознании помимо собственной воли.

– Господи! – взволнованно прошептал Фрэнк, отрываясь от её губ. Внезапная перемена оказалась такой сильной, что он не нашёлся, что сказать. Стефани покраснела, но тут же заставила себя улыбнуться. Эта невинная игра определённо нравилась ей. Она не накладывала обязательств, но помогала подчинить себе Фрэнка.

«Лишь бы не увидел отец!» – спохватилась Стефани, оглядываясь по сторонам. Позднее, оставшись с матерью наедине, она с трудом удержалась, чтобы не рассказать о приезде сестры. «Разве можно злиться на своего собственного ребёнка?» – думала Стефани.

Единственным, что её останавливало от того, чтобы открыться матери, был Олдин. Мало-помалу Стефани начинала привыкать к мальчику, и в какой-то момент начала думать, что не такой уж это и грех, как показалось ей сначала. «Если бы только не цвет его кожи!» – думала Стефани, навещая Олдина.

Живой ум и задорный характер подкупали, позволяли сблизиться. День за днём предрассудков становилось всё меньше и меньше. И мальчик, кажется, тоже начинал влюбляться в неё, чувствуя перемену в настрое тётки. Он рассказывал ей о том, как жил в чужой семье. Рассказывал, как убегал от них, чтобы встретиться с матерью.

– Ах, Фелиция! – вздыхала Стефани, осудительно качая головой. Олдин отмахивался и как-то по-взрослому, пытался оправдывать мать. Слушая это, Стефани чувствовала, как представление о том, что Чикаго – это мрачный и порочный город, уступают место чему-то более сложному, чем набор стереотипов. Олдин очаровывал и располагал к себе. Этот маленький внебрачный чернокожий ребёнок. Неужели в нём может находиться тот порок и унижение, которыми она невольно наградила его в самом начале? Неужели её сестра, не смотря на все свои заслуги, достойна лишь порицания и пренебрежения?

Несколько раз Стефани издалека заговаривала об этом с отцом, но, не находя понимания, смолкала раньше, чем успевала обронить хотя бы одно неосторожное слово. С матерью было чуть проще, но Стефани боялась, что, начав рассказывать о Фелиции, не сможет не рассказать и о её сыне.

«Способна ли она поступиться всеми правилами, чтобы простить и принять дочь?» – думала Стефани, но потом внезапно приходило понимание, что Фелиция вряд ли захочет возвращаться. Что у неё есть в родном городе, кроме норм и стереотипов, которые вечным клеймом отныне будут лежать на ней? А там, в Чикаго, у неё есть шанс воплотить в жизнь все свои мечты.

Как-то раз она попыталась заговорить об этом с Фрэнком, но тот был слишком груб и односторонне прямолинеен. Эти слова, сказанные чуть раньше сестрой, пришли в голову как-то внезапно. Не всплыли из памяти голосом Фелиции, а явились здравым голосом рассудка.

Фрэнк смотрел на неё добрыми щенячьими глазами, а она понимала, что это не более чем её увлечение.

Как же сложно порой, после случайной встречи, становиться за один месяц старше на десяток лет. Детство уходит, но вместо него не появляется ничего нового. Родной дом, родные лица, близкие люди – всё это меркнет, уступая место далёким фантазиям, в которых, кажется, скрыт такой огромный мир, что удержаться от желания изведать его практически невозможно.

– Нет, Фрэнк! Нет! – заупрямилась Стефани, оглядываясь на родительский дом.

Беседка, расположенная в тени кипарисов и старых вязов, скрывала от любопытных глаз, но сейчас женское сердце испугалось. Отец был хорошим предлогом, но Стефани больше боялась себя. Как долго она сможет сдерживать Фрэнка на расстоянии? Как долго сможет сдерживать себя?

Воспоминания о рассказах Фелиции занимали всё воображение. Они приходили во снах, рисуя вместо случайных лиц любовников сестры, лицо Фрэнка. Как странно. Как сложно взрослеть. Стефани отстранилась от Фрэнка и наградила его строгим взглядом.

– Перестань! – сказала она ему, а заодно и себе.

Ночью она долго ворочалась, но так и не смогла заснуть. Строгий взгляд, которым наградил её утром отец, охладил пыл и помог избавиться, хотя бы на время, от нестерпимого желания уступить Фрэнку. Однако когда во второй половине дня Стефани навестила Олдина, тягостные мысли и чувства вернулись. Как много рассказала ей об этом Фелиция!

Стефани чувствовала себя настоящей зрелой женщиной. Страх забеременеть, который раньше сдерживал её так сильно, давно отошёл на второй план. Церковь и нравы казались пустяком, тем более если учесть, что она всё равно собиралась рано или поздно выйти за Фрэнка замуж.

«Что изменится, если совершить этот маленький грех?» – думала она, отвлечённо объясняя Олдину основы грамматики. – Ведь всё так просто. Номер в отеле уже снят. Отправить Олдина погулять, а самим остаться здесь…»

Брови Стефани нахмурились. Нет. Как она может думать об этом?! Разве так представлялся ей этот момент?! Конечно, должна быть сначала свадьба, благословление родителей…. Но как же долго ещё ждать!

Стефани посмотрела на Олдина и, улыбнувшись, потрепала его кучерявые волосы.

Разговор с матерью выдался тяжёлым, и Стефани не решилась рассказать ей о ребёнке Фелиции. Имя мальчика вертелось на языке, но так и не сорвалось. Стефани видела, как больно слушать матери о том, как живёт её дочь, и думала, что поступила правильно, скрыв от неё ряд пикантных подробностей. – Господи, Стефани, почему же она сама не зашла ко мне?! – всплеснула руками мать. Стефани тяжело вздохнула и пожала плечами. – Это нехорошо, – осудительно покачала головой мать. – Быть в городе и не зайти в родной дом!

– Но вы ведь не ответили ни на одно из её писем, – осторожно вступилась за сестру Стефани.

– Не ответили?! Да ей нужно было сначала попросить прощение за своё бегство, а не рассказывать о своей жизни! – румянец окрасил бледные щёки матери. – Страшно даже представить, какой образ жизни она ведёт в этом грязном городе! Без мужа. Без семьи… – мать снова всплеснула руками, показывая, как многое ей хочется сказать, но как мало у неё для этого желания. – Подумать только, и это мой ребёнок!

– Да, – согласилась Стефани, но скорее с сестрой, сказавшей, что родители никогда не смогут понять её, чем с матерью. – Но если тебе хоть немного важно знать о её жизни, то можешь быть спокойна: у неё всё хорошо, – добавила она.

Мать вспыхнула и прочитала очередную лекцию о праведной жизни. Закончила она скромным восклицанием, обращённым к богу с вопросом, за что ей досталась такая дочь, как Фелиция, и как хорошо, что у неё есть Стефани.

– Хоть с тобой мне повезло, – она нежно погладила руку дочери. – Боюсь даже подумать, что буду делать, когда придётся выдавать тебя замуж, – мать подарила ей тёплый и нежный взгляд. – Моя девочка, – прошептала она почти неслышно. – Моя гордость, – она вспомнила Фелицию и тяжело вздохнула, снова покачав головой. – Какой позор, – материнские глаза пытливо вглядывались в лицо дочери, ища согласия и понимания.