Но сегодня уже нельзя было не идти. «Это как к зубному, — говорил себе Митя. — Надо пережить. Перетерпеть». Мать как-то раз ему сказала, что вся жизнь — терпение. Но Митя ей не верил. За окном пошел неслышный дождь. «Крадучись, — подумал Митя. И передумал: — Чего ему, дождю, красться, он просто спит, спит на ходу. На лету». Митя надел часы, он их снимал перед душем. Захватил сумку с единственной на все уроки тетрадкой. В прихожей, не зажигая по своему обыкновению свет, отыскал под стойкой кроссовки, натянул.

Митя распахнул дверь и оказался лицом к лицу с молодой женщиной. Она испуганно отступила. С ее сложенного зонта стекала вода. Женщина смотрела растерянно.

— Здравствуйте, — мягко произнес Митя.

— Я к Наталье Алексеевне, — глухо сказала женщина.

— Натальи Алексеевны нет.

— Мы договорились. Я Валя. У нас занятие.

— Никак нет, не здесь и не сейчас, потому что здесь и сейчас ее нет, можете проверить, пожалуйста, — и Митя отступил, освободил женщине проход в квартиру.

Но женщина в квартиру не шла.

Митя заговорил быстро, отчетливо, весело:

— Может, вы чего перепутали, Валя? Или она? Звоните, как еще узнать?

Митя вышел к ней на площадку. Ключи вертел в руке.

Женщина от Мити отступила, вынула телефон, нашла номер в списке. Зонт ей мешал, сунула мокрый под мышку. Прижала трубку к уху и вслушивалась напряженно.

— Абонент не отвечает.

Лицо у нее было маленькое, круглое, бледное. Мите показалось, что она совершенно потерялась, как ребенок, которого никто не встретил на вокзале.

— Но мы совершенно точно договорились, вот, смотрите сами, — она показывала Мите экран мобильного. — Вот, эсэмэска, время, число, она сама назначила, видите?

— Да, вижу, определенно, время, число, все правильно, но ее здесь нет. Чем я могу вас утешить? Чашку чая?

— При чем тут чай?

— Могу предложить занятие. Я вполне могу провести. Пойдемте.

— Но вы шли куда-то, собирались.

— Уже не важно. Прошу.

Она смотрела опасливо с площадки в полумрак прихожей.

— Вы боитесь?

— Да.

— Чего?

— Вас.

— Я безопасен.

— Вы так говорите.

— Ну если вы боитесь остаться со мной наедине в квартире, можем провести занятие прямо здесь, спустимся на марш, там окно, широкий подоконник. Не проблема.

— У вас есть документы?

— У меня есть паспорт. Могу его вынести. Он дома.

И, не дожидаясь ответа, Митя скрылся в прихожей.

Он представлял, как она стоит растерянно у открытой настежь чужой квартиры. Перед входом в полутьму чужого жилья. Вдыхает запах чужой жизни. Митя вышел с паспортом и протянул ей. Она не брала. Тогда он раскрыл книжечку.

— Смотрите на фотографию, это я. Дмитрий Олегович. Тысяча девятьсот девяносто четвертого года рождения. Неженатый. Умный.

— Про умный там тоже написано?

«Улыбнулась. Это победа. И голос уже не так дребезжит».

— Конечно, написано. Симпатическими чернилами… — Митя вдруг переменил интонацию, заговорил серьезно: — Я в самом деле могу провести занятие. Мне жаль, что мама забыла о договоренности, с ней такое впервые на моей памяти. Но я знаю все ее уроки. Считайте, что я ее лучший ученик. Мы можем, по крайней мере, попытаться. Ведь вы наверняка издалека сюда ехали, потратили уйму времени. Решайте сами. В любом случае я прошу прощения, что так вышло.

— Хорошо.

«Сдалась. Ура. Я и в самом деле умею это. Ура, ура, ура».

— Прошу вас. Добро пожаловать, Валя.

Он вошел вслед за ней в прихожую. Свет включил — для нее. Чтобы все на свету, никаких темных углов.

— Не разувайтесь.

— Туфли промокли.

— Тогда тапки.

— Не нужно, спасибо.

— Пол холодный.

— У меня с собой тапки. Я взяла.

Он провел ее в свою комнату.

«Слава богу, убрана постель. На столе пылюга».

— Садитесь, пожалуйста, к столу. Включу свет, на улице пасмурно и дома пасмурно. Ну вот, а я в кресле устроюсь, оно старое, старше меня. Скажите, пожалуйста, зачем вам эти занятия?

— Зачем? Это так нужно знать?

Митя не отвечал, держал паузу.

— Хотя понятно, я ходила заниматься английским, там тоже спрашивали зачем. Просто общаться или книжки научные читать. Мотивация. Да, я объясню. Меня назначили начальником отдела. Это так звучит серьезно. В действительности не то. Но все равно. Они должны меня слушать. В идеале. Но я ничего не умею им сказать. Я не могу убедительно. Убедительно сформулировать. Я сама себе не верю, когда говорю.

Митя расстегнул ремешок и снял часы. Женщина наблюдала за ним настороженным взглядом. Митя положил часы на стол.

— Так удобнее следить за временем. Мама обычно ставит на стол будильник, но у меня здесь будильника нет, я под его тиканье не могу спать.

Митя поднялся из кресла и направился к стеллажу, к поблескивающим книжным корешкам.

— Любите читать?

— Времени нет.

— К Достоевскому положительно относитесь?

— Не особо.

— Почему?

— Не знаю. Не выдерживаю больше страницы, болею.

— К Толстому?

— Получше.

— Но без удовольствия читаете?

— Вообще не читаю, если честно. После школы — ни разу. Там… как-то не знаю. Мне трудно. Времени нет. Сил. Неинтересно.

— Это замечательно, — сказал Митя и вытянул из тесного ряда книгу. — «Преступление энд наказание», — объявил он. — Открываем. Сейчас, сейчас. Так. Вот. Читайте. Монолог Свидригайлова.

Она взяла у него растерянно книгу.

Всмотрелась в текст.

— Читайте вслух.

— Не буду.

— Почему?

— Это отвратительно.

— Что именно?

— Этот человек. Он весь.

— Как думаете, сам себе он нравится?

— Не знаю. Нет.

— Положим. Не то чтобы я с этим вот прям так соглашаюсь, но — положим. Прочитайте именно так — от лица человека, который сам себе отвратителен.

— Но я же не актерскому мастерству пришла здесь учиться.

— А чему вы пришли учиться?

— Я уже объясняла.

— Повторите.

— Говорить.

— Да вы умеете вроде.