Губы Самуила сжались от гнева, но он подавил в себе волнение и весело заговорил:

— И прекрасно! Вот это настоящий разговор! Вот какой я люблю вас. Вы очаровательны, когда сердитесь. Сведем же итоги, вопрос поставлен ребром. Во-первых, вы хотите отнять у меня душу, и волю Юлиуса, но этому не бывать! Во-вторых, ты ненавидишь меня, а я люблю тебя, и ты будешь моей. Это — как бог свят! А, вот и Гретхен.

Гретхен действительно шла к ним медленно и осторожно, неся свою раненную лань. Она села на скалу и положила к себе на колени бедное животное, смотревшее на нее с грустной мольбой.

Самуил подошел к ней и оперся на ружье.

— Пустяки! — сказал он. — У нее только сломано ребро.

Гретхен оторвала свой взор от лани и устремила его на Самуила, молнии гнева сверкали в этом взоре.

— Вы чудовище! — воскликнула она.

— А ты ангел! — ответил он. — И ты меня ненавидишь, а я также люблю тебя. Как вы полагаете, не слишком ли это много для моей гордости — любить сразу двух женщин? Однажды мне случилось в университете драться с двумя студентами зараз, я ранил обоих своих противников, а сам не получил ни малейшей царапины. До свидания, мои дорогие неприятельницы!

Он вскинул ружье на плечо, поклонился обеим девушкам и пошел по дороге к кладбищу.

— Говорила я вам, госпожа, — вскричала Гретхен, — что этот человек принесет нам несчастье!

В это время Юлиус успел написать отцу длинное письмо.

Запечатав письмо, он оделся и сошел в сад. Пастор был уже там. Юлиус подошел к нему и почтительно и дружественно пожал ему руку.

— Так вы не ходили со своим приятелем на охоту? — осведомился у него пастор.

— Нет, — ответил Юлиус, — мне надо было много написать.

И тут же прибавил:

— Я писал письмо, от которого зависит счастье всей моей жизни.

И он вынул из кармана письмо.

— В этом письме я обращаюсь к отцу с одним вопросом, на который с нетерпением ожидаю ответа. Чтобы получить этот ответ часом раньше, я готов дать, бог знает что. Самому съездить за ним? Я даже думал об этом некоторое время, но прямо не хватило решимости. Не найдется ли в Ландеке какого-нибудь парня, который согласился бы немедленно съездить верхом, отвести это письмо во Франкфурт и привезти мне тотчас же ответ в Гейдельберг? Я заплачу ему, сколько он пожелает.

— Это очень просто, — сказал пастор. — Сын почтаря живет в Ландеке. Его знают все почтовые учреждения по всему этому тракту, он иногда ездит вместо отца и будет в восторге, если ему представится случай заработать малую толику.

— О! Так вот и письмо, пускай едет!

Пастор Шрейбер взял письмо, позвал своего мальчика-слугу и послал его к сыну почтаря сказать, чтобы тот оседлал лошадь и явился к дому пастора, как можно скорее.

— Мальчик успеет за три четверти часа сбегать в Ландек и обратно за верховым. И вы отдадите ему письмо собственноручно, чтобы оно не затерялось.

И он машинально взглянул на адрес:

— Барону Гермелинфельду? — произнес он с радостным изумлением. — Это фамилия вашего батюшки, г-н Юлиус?

— Да, — ответил Юлиус.

— Так вы сын барона Гермелинфельда! Значит я, бедный деревенский викарий, имею честь принимать у себя в доме сына этого знаменитого ученого, имя которого славится по всей Германии! Сначала я был только счастлив, что вы у меня в гостях, а теперь уже я буду гордиться этим. А вы и не сказали мне, кто вы такой!

— Я вас все-таки прошу не называть меня по фамилии ни при Христине, ни при Самуиле, — сказал Юлиус. — Мы оба с Самуилом сговорились не открывать своих имен, и мне не хочется, чтобы он счел меня за ребенка, который не умеет сдержать своего обещания даже в продолжении нескольких часов.

— Будьте покойны, — сказал добряк пастор, — я не выдам вашей тайны. Но я очень рад знакомству с вами. Сын барона Гермелинфельда! Если б только вы знали, какое уважение я питаю к вашему батюшке!.. Я часто говорил о нем с моим задушевным другом, пастором Оттфридом, который некогда учился вместе с ним.

Разговор оборвался, вошел Самуил.

— Ну что, доволен ты своей охотой? — спросил его Юлиус.

— Прямо в восторге! Хотя я и ничего не убил, — сказал он со смехом, — но я нашел и логовище, и такие следы…

Почти одновременно с ним вернулась и Христина. Молодые люди объявили накануне, что они уедут после завтрака.

Все уселись завтракать. Пастор пребывал в радостном настроении от новости, которую он узнал относительно Юлиуса, Юлиус — в мечтательном, Христина была серьезна, а Самуил — очень весел.

Когда отпили кофе, пастор посмотрел на Юлиуса с ласковой мольбой:

— Неужели, — сказал он, — вам необходимо так скоро вернуться в Гейдельберг? Раз вам так нужно поскорее получить ответ на письмо, почему бы не подождать его здесь? Сюда оно попадет двумя часами раньше.

— Ну, а мне, — отозвался Самуил, — решительно невозможно остаться. Мне бы, разумеется, было очень приятно пользоваться всю жизнь таким гостеприимством, как ваше, охотиться здесь, дышать чудным воздухом, но у меня масса занятий, теперь в особенности! Я занят одним исследованием, которое ни на минуту не хочу прерывать.

— А г-н Юлиус?

— О, Юлиус-то свободен! Однако, и он должен помнить, что у него также есть там дела.

Христина, молчавшая до сих пор, пристально посмотрела на Самуила и сказала:

— Разве это такие дела, что г-н Юлиус даже и одного дня не может побыть у нас?

— Вот, вот! Помоги-ка мне уговорить его, дитя мое! — сказал весело пастор.

— Вероятно, это начало неприятельских действий? — отозвался Самуил смеясь, но в то же время он бросил на Христину многозначительный взгляд, который она прекрасно поняла. — В самом деле, борьба оказывается с неравными силами. Я, однако, не намерен сдаваться, и если мадемуазель разрешит мне отвести Юлиуса в сторону и напомнить ему в двух словах о том, почему его присутствие в Гейдельберге необходимо…

— Пожалуйста, — произнесла презрительно Христина. Самуил отвел Юлиуса в угол.

— Ты веришь мне? — сказал он ему шепотом. Разве тебе приходилось когда-нибудь раскаиваться в том, что ты следовал моим советам? Ну так верь же мне! Прочь слабость! Малютка, как видишь, клюет. Только берегись, не слишком поддавайся. Уезжай со мной и позволь скуке и одиночеству поработать за тебя. В твое отсутствие все само собой наладится. А еще другая важная вещь: помни, что в субботу или, вернее, в воскресенье назначено общее собрание Тугендбунда и не вздумай его проспать в наслаждениях Капуи. Что же ты, наконец, представляешь из себя? Человека ли, любящего свою родину, или ребенка, вроде Лотарио, который постоянно цепляется за юбку? Ну, теперь ты можешь делать, что тебе будет угодно, ты свободен.